Шаня весело хохотала, и полузаплетенная черная коса ее билась на спине в лад ее смеху. Хохотала весело и звонко. И вдруг нахмурилась. Крикнула:
– Очень мне надо быть барыней! По лавкам-то ездить, деньги транжирить, – очень мне это надо!
– Да уж надо не надо, – сказала няня, – а дорога тебе прямая в барыни. Такую вертушку, как ты, купец ни за что замуж не возьмет, – идти тебе за офицера пешеконного.
– Я за мужика в деревню замуж пойду, – капризно сказала Шаня.
– Мужик тебя еще и не возьмет, цыганку этакую, – спокойно возразила няня.
Шаня засмеялась.
– Почему не возьмет, нянечка? – лукаво спросила она.
– Мужику разве такая спиголица вертучая нужна? – говорила няня. – Мужицкий вкус, известно, – телеса пространные, ручищи богатырские, а рожа румяная да толстая, хоть бы и корявая, да с румяными разводами. Известно, мужицкий вкус.
– А у тебя какой вкус, нянечка? – посмеиваясь, спросила Шаня.
– У меня вкус облагороженный, – отвечала няня, – я люблю тельце субтильное, лицо отонченное, и чтобы лик был без всякого тебе харувимства вербного.
– А я, няня, разве не похожа на херувима? – спросила Шаня и засмеялась.
– Ну, ты – черномазая, черноглазая, брови, как у ведьмы сросшись, лицо худое, тело нервенное, согнуть можно тебя в колечко, и вся ты телом желтенькая. Очень, Шанечка, твоя маменька на меня тобою потрафила, как на заказ.
Шаня радостно покраснела. Засмеялась.
Как-то лениво и неохотно одевалась сегодня Шанечка. Боялась она, что за утренним чаем опять забранят за вчерашнее, и потому не торопилась. Плескалась долго, моясь. Долго причесывала и заплетала свои густые, черные косы. С ленточкою в косичке возилась долго, – все не завязывалась. Взялась было за чулки, бросила их и туфли раскидала по горнице. К зеркалу шифоньерки подошла, сделала себе гримасу, засмеялась. Присела на кровать. Призадумалась. Потом вдруг:
– Скажи, няня, сказочку. Няня заворчала:
– Какие тебе утром сказочки! Надо папашу с мамашей с добрым утром и с праздником проздравить и чай пить идти, а то отец-то опять забранит. Поди-ка, еще вчерашние пощечины не простыли.
Шаня досадливо поморщилась:
– Ах, какая ты, няня, право! Ведь еще рано, – куда же я пойду! Еще и самовара не ставили.
Няня глянула на часы, которые гулко тикали на стене меж окон.
– И то правда, – сказала она уступчиво, – стрелюдились мы с тобою, Шанечка, спозаранку, пока еще черти на кулачках не бились. Вот уж что говорится-то, старый да малый! Ну, слушай сказку, так и быть.
