– Женя! Боже мой! – воскликнула она. – Но в каком ты виде! Посмотрите, ради Бога, на кого он похож!
С этими словами она повела его в гостиную, где собралась вся семья. Евгений имел сконфуженный вид: он не привык видеть себя в таком беспорядке. Сестрица Маша смеялась. Отец окинул Евгения удивленными глазами и сделал самую ледяную из своих улыбок, которая так шла к его видной, внушительной наружности.
– Хорош! – сказал дядя, высокий господин с длинными седыми усами, с бритым подбородком и с лукавым выражением лица.
А дядина жена, Софья Яковлевна, полная дама с блестящими глазами и нервно-быстрыми движениями, оглядывала его с выражением брезгливости и ужаса и восклицала:
– Испачкан, изорван! Но его поколотили уличные мальчишки. Машина гувернантка, Елена Никитишна Сбойлева, угрюмо-кислая девица с длинным лицом, смотрела на Евгения злыми глазами и улыбалась язвительно.
– Где это ты? – спрашивала мать.
– Не лучше ли ему сначала переодеться? – обратился к ней Модест Григорьевич.
Евгений взглянул на отца с благодарностью и поспешил уйти. За ним звенел Машин смех.
«Один только отец умеет вести себя, – думал Женя, переодеваясь. – Только в нем есть эта холодная корректность, которая отличает».
Варвара Кирилловна не намерена была забыть про это неприличное происшествие. За обедом она опять спросила Евгения:
– Скажи, пожалуйста, где ты так перепачкался. И где ты изволишь прогуливаться?
Евгений успел сочинить подходящее объяснение и небрежно ответил:
– Я был у этого… Степанова. Потому и поздно.
– Это что за Степанов? – спросил Модест Григорьевич.
– Но я вам вчера говорил, – это наш гимназист больной. Варвара Кирилловна встревожилась.
– Чем больной? – с обидою и со страхом в голосе спрашивала она. – И когда ты рассказывал? Я ничего не помню.
– Ты еще нас всех заразишь! – воскликнула Софья Яковлевна, брезгливо поводя своими пышными плечами.
– Ах, мама! – досадливо сказал Женя. – Я не пошел бы, если б это было прилипчиво. Надо ж навестить: они – бедные, может быть, я мог бы немножко помочь.
– Какая филантропия, скажите пожалуйста! – насмешливо говорила Софья Яковлевна. – А кто тебя там прибил?
– Никто не бил. Но, знаете, в этих захолустьях такая грязь, что надо иметь привычку там ходить. Мостки поломанные, – я ногу чуть не сломал.
– Потому, должно быть, тебя и провожала эта девчонка! – вмешалась Маша.
– Нельзя говорить «девчонка», – остановила ее Елена Никитишна, – надо сказать «девочка».
– Какая девчонка, Женечка? – спросил дядя, улыбаясь и слегка прищуривая веселые, лукавые глаза.
