Том 5. Стихотворения, 1941–1945. Статьи | страница 50



Придется палачу, как видно, самому
      Висеть на собственной веревке.
Он в страхе мечется, как крыса в крысоловке:
Да, он палаческим гордился ремеслом,
      Хвалился жертв своих числом,
Он вешал у Днепра, на Немане, на Висле.
      Винить его, однако, в чем!
      Он был, нет спору, палачом,
      Но палачом – в особом смысле!
На виселицу он не как-нибудь волок,
А к делу применял особую сноровку.
      Он – не палач, он – ангелок!
      Снимите с ангела веревку!
Дела у немчуры сложились – не ахти,
Так в оборот они пустили размалевку:
      «Фашисты – ангелы почти!»
Фашистских «ангелов», родной боец, почти
      И, приложив к плечу винтовку,
      За все им честно заплати:
«Коль, немец-душегуб ты „ангел во плоти“,
То получи-ка „в рай“ свинцовую путевку!»

Предзнаменование>*

Осыпал звездный дождь кремлевские бойницы.
Куранты древние час поздний ночи бьют.
По всей стране гремит гром пушечный столицы,
Родным богатырям торжественный салют!
Триумф их Корсуньский войдет в века – былиной:
     Здесь наши славные бойцы
     Вождя стратегии орлиной
     Явили чудо-образцы!
     Числа трофеев их военных
     Не подсчитать в короткий срок.
Разбита армия разбойников отменных.
Убитые молчат, и хмуры лица пленных.
Преступников настиг неотвратимый рок.
     Для идиотов «полноценных»
     Какой разительный урок!
Пришел за ночью день. Над нами небо сине.
     Сверкает солнце. Даль светла.
     Москва ликует. А в Берлине
     Непроницаемая мгла.
Средь штаба, метивший в Наполеоны сдуру,
     Сидит фашистский сверхболван.
     Дрожа за собственную шкуру,
     Он сочиняет новый «план».
Но, хорохоряся с оглядкой беспокойной,
Он всем нутром дрожит, как в лихорадке знойной.
Как шулер пойманный, продувшийся дотла:
Он знает, что его проиграны дела
И что с фашистскою своей ордой разбойной
     Не избежать ему «котла»!

Обиженный вор>*

Один пройдошливый румын, кривой Антон
   (Иль по-румынски Антонеску),
Рядившийся в сюртук, заношенный до блеску,
Не вылезавший век из рваных панталон,
Всю жизнь пиликавший на скрипочке в трактире,
Вошел в лихой азарт, решил зажить пошире
      И у себя в квартире
   Устроил воровской притон:
   Набив замки, навесив шторы,
   Он принимал, поил-кормил
   Отчаянных воров-громил,
И вместе с ними сам, как делают все воры,
Чужие уважал не очень-то запоры.
Сначала был Антон в «счастливой» полосе.
Как мышь, сыскавшая дорожку к бакалее,
Он с каждым днем жирел и делался наглее.
   Но вдруг и он и воры все
      Засыпалися с кражей:
Сам обокраденный ворами гражданин,