Игнатий тотчас же вскочил и начал:
– Позвольте вам представить, Раиса Михайловна…
Раиса даже не взглянула на Яна, со скучающим, брезгливым видом повела плечами и опустилась в кресло. Игнатий осекся на полуслове. Ян стоял растерянный.
– Чем мы прогневили сегодня Раису Михайловну? – начал Игнатий, обращаясь к старику и усиливаясь говорит насмешливо и задорно.
– Не знаю-с, не знаю, – торопливо ответил тот и поднялся с кресла. – Извините, Игнатий Николаевич, я выехать собирался, лошадь подают. Я еще вас найду здесь с вашим другом, не правда ли? Обедаем мы в семь…
И, не ожидая ответа, он торопливо вышел. Он боялся сумрачного лица дочери. Добродушие у него было слишком мирное. Игнатий не выдержал и крикнул ему вслед:
– На всякий случай – прощайте, Михаил Васильевич. Случиться может, что мне без вас и от дома откажут за неизвестные провинности.
Выкрикнул он это особенно смело и громко, но тотчас же переменил выражение лица и побледнел. Раиса смотрела на него в упор.
– Мое настроение от вас не зависит, – проговорила она медленно. Голос у нее был ровный, слегка глуховатый, точно она его умеряла на половину. – Вы никаких «провинностей» передо мною иметь не можете. Возбуждать же мою… досаду, так, легкую, преходящую, вы можете и, признаюсь, злоупотребляете этой способностью. Ваши насмешки всегда неостроумны. Я знаю, что вы привезли сюда этого молодого человека с какими-то особыми планами, и нахожу, что это уже выходит из границ плоской шутки.
Ян весь вспыхнул и поднял на Раису умоляющий взор, не понимая. Самохин приподнялся с кресла. Глаза его были так злы, что, казалось, он ударит Раису. Но вдруг он улыбнулся, судорожно и жалко.
– Что с вами, Раиса Михайловна? Ради Бога успокойтесь… Я не знал, что мои невинные шутки… А Ян… Вот этот молодой человек… Спросите его, приехал ли он сюда с радостью, или нет? Он не привык к обществу, но любит его, и то, что я ему доставил случай…
– Я в самом деле очень рад, – осмелился вставить Ян. – Игнатий Николаевич был так добр привезти меня… А шутки его, право, вовсе не обидны, – прибавил он вдруг таким чистосердечным и умоляющим голосом, что Раиса подняла слегка изумленные глаза, как будто увидала Яна в первый раз.
– Не обидны? – повторила она.
Ян подхватил, вдруг воодушевившись:
– Совсем нет! Знаете, я вам скажу откровенно… Вы простите, что я так с вами сразу, но я почувствовал, что с вами иначе нельзя… Я вам скажу – у меня уж эта мысль была, насчет его насмешек, то есть очень смутно была, я, быть может, только сию минуту и сознал вполне, что она была. Игнатий всегда со мной… не то что насмешки, а так, точно злость свою-на мне хочет сорвать. И оскорбляет… Но он не на меня зол, а на себя, и когда оскорбляет, ему легче… Я как-то это вдруг понял, и сразу ему все простил, и прежнее, и будущее… Внутрь человека надо смотреть… Вы вот сердитесь, а я нет… Я от оскорблений людских вообще – весь страдаю, точно меня жгут, а от него – нет, пусть и насмешки, я его жалею, я…
