– Хотите шоколаду? У меня есть плиточка. Но он уже не слышал.
Он шел и думал: «Они, кажется, меня обманывают. Что же, завтра воскресенье, рано вставать не надо, и я отлично мог бы подежурить сегодня вечером на улице и проследить, не приедет ли Вася». Но тут же сообразил, что дома хватятся, пойдут его искать и потащат домой. Дома до сих пор относятся к нему, как к ребенку, что довольно глупо, потому что ему двенадцать лет, а в этом возрасте у островитян человек считается уже совершеннолетним и может не только взойти на трон своих отцов, но даже жениться. Ну, женитьба, положим, черт с ней. Он женщин не любит. Трон? Он бы его с удовольствием променял на хороший аэроплан новейшей системы, четырехмоторный.
Из ночного дежурства ничего не вышло. Родители, не имевшие ни малейшего понятия о правах двенадцатилетних островитян, Сережу вечером уже из дому не выпустили.
* * *
Вася приехал довольно поздно. Дома уже потеряли надежду, решили, что начальство раздумало.
Вошел он радостный, шумный, громыхал сапогами, махал руками и говорил так громко, словно перекликался с кем-то через речку. Шинель ему попалась узковатая, красные руки торчали из коротких рукавов гусиными лапами.
Первый его вопрос был:
– А где же консьержка? Я ее не видал.
– На что тебе консьержка? – удивились мать и сестра.
– Да просто интересно, узнала бы она меня в этой форме.
Он долго поворачивался во все стороны, не снимая форменной шапки, косясь на зеркало и великодушно предоставляя собою любоваться.
– Да ты, кажется, вырос за это время, – сказала сестра.
– Да, многие думают, что мне двадцать лет.
– Отчего нельзя было тебя встречать? – спросила сестра.
– Да я ехал с товарищами, – отвечал он неохотно. – Мы, солдаты, любим сразу с вокзала зайти в бистро, выпить по стаканчику. Вы бы только стеснили.
– Ну, садись, бедный мой мальчик, – сказала мать. – Намучился ты, наверное. Тяжело было?
– Гм… – отвечал Вася. – Как сказать. Конечно, было довольно холодно. Кормили хорошо. Товарищи чудные. Гага-га! Есть у нас один – Андре Морель. Ну, я такого комика в жизни своей не встречал!
– Да подожди, ты поешь сначала. И почему ты так ужасно кричишь?
– Разве? Разве я кричу?
Начались рассказы из военной жизни.
– Вот вы мне никогда кофе в постель не давали, а там, если кто из нас заленился, товарищ непременно принесет ему кружку с его порцией. И никто не возмущается и не ворчит, как вы.
Потом шли рассказы о том, как поутру встают, как моются.
– А зубы чистят? – спросила мать, заранее делая осудительное лицо.
