7
Она страдала молча, но скрыть страданий не могла, и зрители даже самых отдаленных рядов, куда дети и нижние чины допускаются за двадцать копеек, замечали, как она худеет у них на глазах.
Директор цирка, разузнав все подробно, решил, что пора дать ей бенефис.
А скрипки продолжали, как заладили:
Amour! Amour!
Jamais! Toujours!
8
День бенефиса приближался. Ленора готовилась. Никто не знал, какое упражнение разучивает она, потому что она работала одна и никого в это время к себе не допускала.
Старый клоун пробовал подслушать, но за дверью было так тихо. Слышались только заглушённые вздохи.
Так не готовятся к бенефису, но, может быть, так готовятся к смерти?
9
Старый клоун встретил Ленору у дверей конюшни и вкрадчива спросил ее, дрессируя слона:
– Ленора! Отчего не слышно, как вы упражняетесь, готовясь к своему бенефису?
– Чудак! – ответила она, усмехнувшись. – Вы хотите слышать, как летают по воздуху?
– Ленора! – умоляюще воскликнул он: – Ленора! Откройте мне, какую штуку вы готовите?
Она подняла свои побледневшие брови и, жутко отчеканивая, сказала:
– Головоломную.
Он долго вспоминал это слово. Какое-то странное дуновение пробежало по воздуху, колыхнуло волосы.
Может быть, слон вздохнул?
10
День бенефиса приближался.
Уже готова была гигантская афиша, на которой было написано огромными буквами, красными, как кровь, и черными, как смерть: «Мадемуазель Ленора, вопреки всяким законам тяготения, перелетит по воздуху через весь цирк.
Цены бенефисные. Без сетки».
Последние два слова относились к полету, а не к ценам, и были написаны в конце по ошибке и недосмотру. Но тем мучительнее было производимое ими впечатление, и странно переплетались буквы, красные, как кровь, и черные, как смерть. Без сетки.
11
Утром, в день бенефиса, директор позвал к себе бледную Ленору и сказал ей:
– Ленора! Цены я назначил тройные. Сбор в твою пользу. Но если что-нибудь… словом, в случае твоей смерти сбор целиком поступает ко мне.
И он улыбнулся. Улыбка смерти… Ленора молча кивнула головой и вышла.
Она надела плащ и, закутав голову в черный платок, пошла на окраину города, к вдове портного, живущей в хорошеньком домике с огородом, приносящим пользу и удовольствие.
Она недолго пробыла там, и о чем говорила с вдовой портного, неизвестно. Но вышла она с просветленным лицом.
12
Наступил вечер. Зажгли лампы и фонари. Темная масса народа прихлынула к дверям цирка и стала медленно вливаться в его открытые двери, напоминавшие пасть странного чудовища, у которого внутри светло.
