Чтобы прочно войти в издательский круг, надо решительно заявить о себе, заставить всех с тобой считаться. Вспомнилось одно заявление Д. И. Писарева о юношеской партии. Какими смелыми были его слова, до дерзости! Свое мировоззрение последовательного демократа Флорентий Павленков вырабатывал под воздействием идей Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова и особенно Писарева. Начало армейской карьеры в Киеве совпало с первыми публикациями статей этого выдающегося публициста.
Но неверно было бы представлять влюбленность Павленкова в своего кумира таким образом, что он готов был последовать за ним, куда бы тот ни позвал. Павленков уже выработал собственные представления о многих сторонах жизни, и далеко не все, о чем писал Д. И. Писарев, совпадало с его взглядами. Прочитав в «Русском слове» за 1861 год статью молодого критика «Схоластика XIX века», где высмеивались народнические стремления тогдашней передовой литературы, выказывалось отрицательное отношение к насаждению грамотности, к изданию книжек для народа, Флорентий скептически воспринял авторскую позицию. Но это все частности. Важнее было другое. В не столь далекие времена киевской службы, на фоне повседневного грубого солдафонства, коррупции и казнокрадства, они с Черкасовым с нетерпением ожидали счастливых минут общения с Писаревым как с настоящим провозвестником нового, пока еще грядущего образа жизни… Получив новую книжку «Русского слова» и увидев там очередную статью Писарева, тут же принимались за чтение.
Наблюдая вокруг себя сплошную мерзость, гнет, подлость, грозящие, как писал один современник, поглотить человека, осадить, убить в нем все человеческое, Павленков со всем увлечением молодости, как и многие из его поколения, воспринимал всякое резкое отрицание, всякое негодование, всякое требование простора правды. Именно тем и был близок ему и его друзьям разрушительный писаревский пафос против бытовых традиций и предрассудков, против эстетики и даже искусства. Возможно, причиной тому служил математический склад ума, но Флорентию Павленкову по душе пришлась писаревская проповедь естествознания, которое представлялось лучшим тараном для разрушения всякого мистицизма, всякой метафизики.
В один из таких вечеров и зародилась идея: что, если собрать и выпустить отдельным изданием все писаревские статьи? Ведь публике, особенно той, которая живет вдалеке от столиц, очень непросто уследить за всем разбросанным по разным изданиям творческим наследием публициста.
