Пожив среди одного готтентотского племени. Вальян с грустью отметил: «Много раз я радовался, что народ сей был одним из беднейших африканских народов и что, не имея ничего, ничего не мог и предложить в обмен торговли. Без сего те из колонистов, которые разъезжают по пустыням, может быть, дошли бы до них. Может быть, продали бы им ружья и порох. По крайней мере заставили бы желать иметь их. Эх! Кто знает, что произвело бы сие желание!»
Вальян путешествовал по землям самых разных племен. Убить его не составляло, конечно, никакого труда. Да что там убить — достаточно было просто отказать ему в поддержке, и он неизбежно бы погиб среди неведомой природы и неожиданных опасностей. Его лечили от болезней травами и снабжали пищей; ему помогали прокладывать путь.
Надо отдать должное и Вальяну. Он сумел оценить все это. Его не озлобили те случаи, когда не все складывалось гладко, а без подобных случаев, конечно, не могло обойтись такое долгое путешествие. Его отзывы об африканцах исполнены благодарности.
«Некоторые не одобряли моего предприятия, несправедливо судя о характере диких африканцев, которых представляли себе лютыми чудовищами и людоедами, у которых я скоро и непременно должен был найти себе смерть. Что до меня касается, то думаю, что знаю дикого человека гораздо лучше, нежели сии превосходные говоруны, коих поверхностные сведения почерпнуты в наполненных лжами книгах, а посему нимало не страшился опасности, которую мне предвещали. Я имел случай вникать в природу человеческую; везде она показалась мне доброю; и везде также я видел ее гостеприимною и дружественною, когда не оскорбляли ее; и утверждаю здесь, прежде сам будучи истинно уверен, что в сих мнимо варварских странах, где белые не сделали себя ненавистными, потому что никогда там не были, мне стоило только подать руку в знак мира, дабы тотчас видеть африканцев, искренне ее сжимающих в своих руках и принимающих меня, как своего брата».
В романе Бринка натуралист Эрик Алексис Ларсон поражен, увидев, что «цвет и строение мускулов под кожей» у африканца «оказались точно такими же, как у белых». Для тех времен такое удивление вполне правдоподобно. Но все же были и люди, которых это сходство не приводило в изумление. Вальян такой же ученый-натуралист, как и Ларсон, и лишь немногим моложе, но он видит намного больше общего между белыми и черными, предрассудков у него явно меньше.
Непредубежденность Вальяна, очевидно, располагала людей, они тянулись к нему и искренне рассказывали о себе. Такие рассказы помогают как-то представить себе тех, кто жил за пределами общины капских белых. Это относится не только к африканцам, но и к мулатам, которых на Юге Африки во времена Вальяна было тысячи (сейчас их число приближается к трем миллионам). На первых порах в Капской колонии было очень мало белых женщин, и связи колонистов с готтентотками, нередко даже целые гаремы, были обыденным явлением, как бы ни доказывали нынешние сторонники политики апартхейда, что их предки всегда отстаивали здесь «расовую чистоту».
