Я, должно быть, издаю звук, возможно вздох. Не знаю, но Тамра оборачивается и смотрит на меня. Это напоминает мне время, когда мы были близки. Она корчит рожицу и выглядывает в окно. Я тоже смотрю. Не могу не смотреть.
Уилл останавливается, поднимая голову. Будто чувствует мой запах, что, конечно же, невозможно. Он не может чувствовать меня так, как чувствую его я. Но потом он находит меня.
В какой-то момент наши взгляды встречаются. Затем на его лице появляется улыбка. Он снова продолжает идти. Бруклин пропускает его. Уилл не сбавляет ради неё шаг, а она следует за ним, стараясь не отставать.
Тамра что-то бормочет под нос.
— Что? — спрашиваю я, защищаясь.
— Ты не превращаешься, я надеюсь.
— Что? — спрашивает мама. Снова тот высокий, тревожный тон, который я так привыкла слышать. Её бодрость куда-то испарилась.
— Джасинда почти превратилась сегодня в школе, — докладывает Тамра певучим голоском, который используют все плаксивые дети мира. Это напоминает мне то, когда я взяла её куклы и стала делать им причёски.
Мамины глаза находят меня в зеркале заднего вида.
— Джасинда? — требует она. — Что произошло?
Я пожимаю плечами, и смотрю в заднее окно.
Тамра достаточно мила, чтобы ответить за меня.
— Она начала превращаться, когда увидела этого симпатичного парня...
— Какого парня? — спрашивает мама.
Тамра показывает пальцем.
— Вон тот...
— Не показывай пальцем, — огрызаюсь я, чувствуя, как по лицу струится тепло.
Слишком поздно, мама уже заметила.
— Ты просто... увидела его?
— Да, — признаюсь я, соскальзывая вниз.
— И начала проявляться?
Я потираю лоб, чувствуя начинающуюся головную боль.
— Послушайте, я не хотела ничего делать. Это просто случилось.
Через грязные окна я смотрю, как Уилл садится за руль. Его кузены тоже запрыгивают внутрь. Они ему не очень нравятся, но он всё равно проводит с ними много времени. Это необходимое напоминание. Он относится к ним.
Бруклин наблюдает за ним тоже вместе со своими друзьями, её руки плотно скрещены на груди.
— Джасинда. — Мама называет моё имя тихо, с таким разочарованием, что я хочу бросить что-нибудь. Кричать. Мне больно, что я не оправдываю её ожиданий. Это заставляет меня чувствовать, что она не может любить меня так же, как я её.
Папа любил меня - он так гордился мной, когда я впервые проявилась. Помимо стаи, когда стало очевидно, что я огнедышащая. Первая в поколениях.
Но не мама. Мама никогда. У неё всегда была настороженность... будто я родилась каким-то опасным существом. Кем-то, кого она любила, не имея выбора.
