Устои мужевластнаго государства, почитавшіеся незыблемыми сотни лѣтъ, заколебались лишь въ XIX вѣкѣ, когда машинныя производства и ростъ рабочаго класса быстро вызвали банкротство старой европейской семьи, покоившей на трудѣ и заработкѣ мужа хозяйственное и постельное содержанство жены, искусственно выработанное половою опекою. Въ теченіе XIX вѣка, наростала для русской женщины та потребность и необходимость возвратить себѣ роль и значеніе «супротивницы» мужа-добычника, которою, – какъ мы сейчасъ видѣли, – характеризовался первобытный славянскій бракъ. Женскій вопросъ назрѣлъ къ разрѣшенію въ государствѣ, назрѣвшемъ къ разрушенію, въ государствѣ, которое было построено на семейномъ обездоленіи женской половины человѣчества и объявило торжественно, что баба – не человѣкъ. Мы видимъ, однако, что женскій вопросъ, при всей своей многострадальности, оказался прочнѣе и живучѣе государства и смотритъ въ его умирающіе глаза съ такою же побѣдною и властною силою, какъ смотрѣлъ въ глаза его дѣтства. Эгоистическія лжи искусственнаго мужевластнаго права отпадаютъ, просыпается природная мораль и правда – правда основного равенства половъ. Имъ предстоитъ воскресить – въ формахъ правовой сознательности, въ детальномъ, логическомъ и крѣпко защищенномъ соціальномъ распредѣленіи, – ту свободу, которую смутнымъ хаосомъ, наивно и по-дѣтски намѣчалъ для жевщины первобытный естественный коммунизмъ. Свободу брака, свободу воли, свободу труда, свободу имущественнаго распоряженія, свободу общественной дѣятельности, свободу политическаго представительства.
