Сидевший рядом Раши, должно быть, почувствовал мое смятение, коснулся запястья. Его слова поглотил грохот двигателей, но я улыбнулась в ответ. У Раши было почти такое же оружие как у меня, — тяжелое, с темными вращающимися стволами, он тоже раньше был скрытым и ничего не понимал в магии.
Но его куратора убили на войне.
А мой куратор, Тарси, — жива. Мне так повезло, никто из моих близких не погиб.
Мне вновь мучительно захотелось связаться с ней, — но я знала, нет смысла, я не смогу дозваться. Почему Тарси не спрашивала ничего ни про меня, ни про Кори, ни про Коула? Она могла бы прислать письмо. Наверное, могла бы даже прилететь. Коул был ее учеником, неужели ей все равно, что с ним? Я собиралась написать ей сама, но отчего-то не могла решиться. Хотела попросить Мельтиара связаться с ней, но он был так занят все эти дни, а в редкие свободные минуты я чувствовала, как он пытается прорваться сквозь годы забвения, бьется о невидимую стену.
Я осторожно убрала руку, — не хотела, чтобы Раши разгадал мою тревогу и горечь, — и в этот миг машина мягко коснулась земли, двигатели смолкли.
Наружу я выбралась одной из последних и некоторое время стояла возле машины, смотрела вдаль и пыталась успокоиться. Все уже ушли, — торопились вернуться в лагерь, нырнуть под своды шатров, смыть усталость под струями душа и потом собраться в столовой. Сидеть в сгущающихся сумерках, пить холодное вино и горячий чай, переговариваться, смеяться, смотреть на огоньки свечей и на первые звезды.
И я хотела быть такой же, — усталой, но веселой. Хотела обсуждать предстоящий путь и гордиться, что морю не удалось запугать меня. Коул не должен видеть меня печальной, и Мельтиару ни к чему сейчас беспокоиться обо мне.
Небо еще было прозрачным, высоким, вечерний свет золотил облака. Птицы клином тянулись на юг, — крошечные, черные, так похожие издалека на крылатых воинов.
Я затянула покрепче перевязь оружия и направилась к лагерю.
— Бета!
Я обернулась.
Киэнар стоял возле последней машины, на границе выжженной земли и шелестящих трав. Его длинная тень падала на тропинку, истоптанную сотнями следов, а та змеилась, уходила вниз по склону, к разноцветным шатрам.
Я хотела улыбнуться, кивнуть и пойти дальше, — обычное приветствие после тренировки, — но взгляд Киэнара заставил меня остановиться. Такой незнакомый взгляд, беспокойный и темный. Киэнар застыл, скрестив руки на груди, только крылья его вздрагивали, стремясь раскрыться, и ботинки ощетинились острыми перьями. Он тряхнул головой и, словно сделав над собой усилие, заговорил.
