- Малыш Матье, Андерс, бедный мой мальчик, - шептал он, - бедный мальчик...
- Вскоре не будет ничего, кроме вас и меня. Не будет больше света, а только тьма. У нас останется только чувство, которое мы испытываем друг к другу, - если, конечно, вы его не отвергнете.
- Скажи, что я должен сделать!
- Чтоб было тепло... - сказал мальчик, - Спуститесь ко мне, поделитесь со мной своим теплом! Не думайте об исходящем от меня холоде! Поцелуйте мой рот! Какую-то радость я еще могу подарить...
- Это все от лукавого, - сказал Матье. - Я хочу тебя согреть, хочу лечь к тебе, но не ради того, чтобы выиграть что-то для себя. Ты нуждаешься в помощи. Я должен подумать, как тебе помочь. Должен попытаться сделать почти невозможное.
- Это все от лукавого... Мне уже недолго быть теплой плотью. Я стоял на улице, выброшенный вон, готовый к последнему удовольствию. Но вы его отвергаете. Вы не принимаете ничего. Мое уродство вас оскорбляет. Даже моя юность не может ничему помочь. Мое сходство с вами - даже оно напрасно. Одна-единственная рана препятствует радости. Она уничтожает этот час. Гасит нас обоих. Не забывайте, Матье, что без меня, то есть без вас же, каким вы были в пятнадцать или шестнадцать лет, вы просто не сможете жить дальше. Вас уничтожат, когда вам исполнится двадцать пять, если вы не сумеете пережить себя-шестнадцатилетнего.
- Мой бедный мальчик... Я слышу, что ты говоришь. В этом есть безрассудство... осмысленное... - но оно тебе не поможет. Лихорадка искажает реальность. Поверь, мы с тобой должны прийти к здравому соглашению, придумать какой-то план, чтобы эта могила разверзлась, чтобы черный город провалился в тартарары и наступил новый день. Некое чудовищное энное измерение заместило собой упорядоченное течение событий; однако такое безобразие продлится недолго. Эти события, эта покинувшая прежнее русло реальность найдут обратную дорогу из хаоса. И тогда сохранит свою значимость только то, что я - нам обоим во благо - нашел тебя.
Лихорадочный взгляд - чужой, затуманенный - задел Матье. Тот вздрогнул, в голове загудело; он подумал было, что его юный друг вот-вот окажется по другую сторону тьмы. Однако рот под взглянувшими на Матье глазами начал двигаться.
- Вы забыли о месте, которое нас крепко держит. Вы не хотите того, чего хочу я. Вы все еще грезите о мире, давно нас из себя вытолкнувшем. Если мы и продолжаем быть чем-то, так только друг для друга. Тех пространств, которые мы покинули, больше не существует. Мы пребываем в величайшем одиночестве и, оголенные, смотрим друг на друга с отвращением и жалостью, ожидая последнего: безрассудного вожделения; требования, выдвинутого любовью; преступления одного из нас против другого. Почему не хотите вы стать моим убийцей? Что вас удерживает? Почему вы готовы допустить, чтобы мое умирание было делом рук мучителей, не способных к любви? Нет ничего возвышенного в том, чтобы погибнуть от какой-то жалкой раны. Разъяритесь же на меня, Матье! Растерзайте меня! Может ли существовать в этом склепе, в этом месте без рядом-места, иная радость, кроме убийства, коему никто не противится? Наполовину оно уже свершилось. Почему же мы торгуемся из-за другой половины?
