Ближе к утру они спали вместе в постели Матье. Насытившиеся друг другом. <...> А к полудню Франсуа исчез.
Сразу после этой встречи Матье бросает школу, под впечатлением от того, что Франсуа говорил о людях (с. 719)[15]:
Неверие - их мораль. Неспособность жить заставляет их испытывать страх перед силой. И из-за отсутствия у них страстей появляется слово «преступление». Из-за неполноценности крови, из-за неполноценности духа, из-за неполноценности души они мертвы. Трижды мертвы. Трижды-мертвые приписывают себя к политическим партиям. Ибо они - мертвые разных пространств.
В этой истории мне видится что-то вроде первого наброска коллизии между Матье, Гари и отцом Матье. О последнем романе Янна напоминает даже такая деталь (с. 712): «Белокурый негр спал уже со многими женщинами. Матье не спал ни с одной».
Негр (по имени Джеймс) и его друг Матье появятся еще раз в пьесе Янна «Перекресток» (1931, премьера 1965). В пьесе негр подвергается линчеванию за любовь к белой девушке, а Матье - единственный из всех друзей - его не предает[16]. Но Джеймс наделен атрибутом божества - золотыми сандалиями Бога. По мнению анализировавшей эту пьесу Т. Н. Васильчиковой, «в лице Джеймса он [Янн - Т. Б.] создает идеальный образчик человеческой породы и идентифицирует эту фигуру, воплощающую идею физического совершенства, с демиургом. Джеймс - это юный Бог, приносимый в жертву. <...> В мифологической временной перспективе фигура протагониста соотносится как с Христом-Спасителем, так и со Святым Якобом, мучеником за веру (который был расчленен. - Т. Б.)» (цит. кн., с. 185 и 184).
В этой связи, может быть, уместно вспомнить, что Матфей (Матье) - имя ученика Христа, который был призван на место предателя Иуды, написал первое Евангелие, а позже проповедовал в Африке среди чернокожих. В «Перрудье» (722) Матье назван «человеком доброй воли»[17].
Создается впечатление, что главные персонажи ряда произведений Янна необходимым образом дополняют друг друга, причем в одном из них (в неграх Франсуа, Джеймсе, Гари, в персонаже «Реки без берегов» Альфреде Тутайне) более выражено необузданно-плотское начало. Во втором - может быть, начало душевное, если вспомнить о словах, которые произносит в момент душевного кризиса Перрудья (с. 420): «Он разделил себя на плотское и душевное. Из того и другого пытался высасывать духовный принцип. Духом своим он резал, отсекал куски от мужского и женского, от родителей этого духа - тела и души
