. Там обсуждались планы европейской войны, на которую толкали тайные силы австрийских и германских правителей, желая их погубить. В то время ходил упорный слух, будто на это совещание в качестве экспертов вызваны были М. С. Грушевский и В. Н. Перетц для выяснения вопроса, могут ли рассчитывать центральные державы на восстание «украинского народа» против России в случае объявления ей войны. И М. С. Грушевский, и В. Н. Перетц находились тогда в пределах Австрии, и весьма возможно, что слух этот не был легендой. Какие мнения они высказывали перед высоким совещанием — осталось, конечно, тайной.
Только наивные иностранцы, осведомленные из тенденциозных украинских источников, могли серьезно запрашивать о возможности восстания против России из национальных побуждений девяти малорусских (и то не сплошь) губерний. На самом деле почвы для него совершенно не было, потому что население их не имело украинского самосознания. В Галиции сформировались отряды из участников «сичей» — для борьбы с русскими войсками, и в женевской украинской газетке, выходившей на французском языке, описывалось, сколько русских солдат было истреблено украинскими «сичевиками», устраивавшими засады на них в горных карпатских местностях. При дальнейшем развертывании событий выяснилось, что боевой украинский национализм привился только в Галиции, а что в России нашел широкое распространение истолкованный М. П. Драгомановым украинский марксизм, который и показал свое звериное лицо с наступлением русской революции в марте 1917 года.
Из объявлений с просьбами о розыске В. Н. Перетца, которые помещал в «Новом времени» осенью 1914 года брат его, Лев Николаевич, можно заключить, что начало мировой войны застало Владимира Николаевича в Закопане (в Татрах). Когда он возвратился в Россию и какова была его дальнейшая судьба, нам ни от кого не случалось слышать. Что касается М. С. Грушевского, то после занятия Галиции русскими войсками в августе 1914 года он был водворен, по распоряжению властей, в Нижнем Новгороде, но вскоре друзья его из Академии наук выхлопотали ему разрешение поселиться в Москве «для возможности пользоваться библиотеками при научных занятиях». Здесь он мог вместе с московскими кадетами свободно работать по подготовке революции, а когда она грянула, то он и проживавший в Москве В. К. Винниченко мгновенно помчались в Киев созывать «Всеукраинский съезд», который состоялся 7–9 апреля 1907 года и выделил из себя «Украинскую Центральную раду» как временный суррогат парламента. И на съезде, и в Раде председательство само собою доставалось М. С. Грушевскому, который участвовавшим в этих сборищах диким и невежественным людям импонировал своим профессорским званием. Очень ошибался бы тот, кто думал, что Всеукраинский съезд был собранием более или менее законно избранных представителей от всех групп малорусского населения тех девяти губерний, которые с легкой руки М. С. Грушевского стали объединяться в повседневной печати под именем Украины: Харьковской, Полтавской, Черниговской, Киевской, Волынской, Подольской, Херсонской, Екатеринославской и Таврической. Никакие выборы не производились, и никакие группы населения на съезде представлены не были. Для постороннего наблюдателя выявилось только, что ко времени революции в подполье на пространстве девяти губерний были прекрасно сорганизованы две социалистические партии: украинских социал-демократов и украинских социал-революционеров. Когда М. С. Грушевский и В. К. Винниченко, приехав из Москвы, кликнули клич, то на их зов моментально слетелись в Киев все так называемые партийные работники, в числе двух-трех тысяч. Всеукраинский съезд был, таким образом, соединенным собранием двух украинских социалистических партий, одушевленных идеями пролетарского интернационала, и отнюдь не служил выражением национальных стремлений «украинского народа». Сам В. К. Винниченко клялся, что он прежде всего социалист, а потом уже украинец. Съезд заседал в Народном театре на Большой Васильевской улице и на свежего человека производил ужасное впечатление своим невежеством, грубостью и дикой необузданностью.
