– Хорошо, пусть их именами. Не запутаемся ли мы, Гор… я хотела сказать, Эсперо?
– Нет! И выкини из головы мысли о встрече с ними. Отныне у нас свой путь, и мы принадлежим сами себе. У нас больше нет хозяев.
Кобылы обменялись тревожными взглядами.
Когда взошла луна и небо усыпали мириады звезд, лошади расположились на ночлег под пальмами, возле ручья. Широкие листья надежно укрывали их, рядом журчала чистая вода. «Куда же нам дальше держать путь?» – с тревогой думала Эстрелла.
Они должны идти вперед. Юная кобыла знала это не разумом – всем своим естеством. Знание это жило в костях и в крови, в копытах и в сердце. Короткая вспышка в глазах умирающей матери. Крошечная фигурка, мчащаяся сквозь море трав.
Эстрелла уже убедилась, что умеет бегать. Несмотря на тесноту гамака и свою полную беспомощность с первых дней жизни, она не ослабела, ноги у нее были сильными, а сердце – выносливым. И их – ее и четверых ее спутников – ждало и звало нечто необычное и волнующее. Это неведомое Нечто было даже сильнее власти людей.
От волнения Эстрелла не могла заснуть. Она скучала по запаху матери, а стоило задремать, и к ней тут же приходили мрачные и страшные сны о зловещем черном лезвии, вспарывающем морскую гладь… В ночной тишине не на что было отвлечься, и Эстрелла невыразимо страдала. Ей так хотелось уткнуться в теплый материнский бок!
Внезапно она поняла, что мама больше никогда не вернется, что она ушла навсегда, – и из груди лошадки вырвалось тихое рыдание.
Тишина и покой превратились в одиночество и звенящую пустоту. Мир был слишком велик для маленькой Эстреллы, а теперь в нем зияла огромная дыра.
Одной из последних фраз Перлины была «Держи голову высоко!». Теперь Эстрелле казалось, что она тонет, захлебывается в одиночестве, не в силах смириться с уходом матери. Паника внутри нарастала, и Эстрелла судорожно втягивала воздух, чувствуя, что задыхается.
Она уже несколько дней не пила молока Перлины, но именно сейчас ей мучительно захотелось ощутить его вкус. Она скучала по теплу большого материнского тела, по таинственным звукам, доносившимся изнутри, – там билось большое сердце, там спокойно и мерно работали легкие – как дыхание ветра, наполнявшего паруса… Она скучала по запаху гладкой шерсти и пота. Это и был ее особенный и неповторимый запах – запах Перлины.
До того как ветер стих, а корабль остановился, парнишка-конюх и кузнец нежно и аккуратно забирали Эстреллу из гамака, относили к матери и заботливо поддерживали, пока малышка ела. Это было самое лучшее время! Мама стояла очень тихо, и они обе старались: Эстрелла – сосать поэнергичнее, мама – стоять поспокойнее. Кузнец и конюх позволяли Эстрелле стоять на полу, чтобы она могла научиться хоть немного управлять своими голенастыми и непослушными тогда ножками. А потом мама всегда говорила:
