Вот тогда начинается моя первая, изнурительно долгая и первая хитрая игра. Игра за мое выживание в этой клоаке.
Особенно мне туго пришлось, когда остались с матерью, наедине только.
Не скажу, что я паинькой была, но в сознание мое, хотела я того или нет, как гвоздь вбивался этот предмет, этот их знаменитый, это тот, что у них всех в голове словно гвоздь сидел, а где-то и торчал. И уже все я знала и слышала с детства не музыку классическую, а классический мат и слова про них всех и мужских и женские и все на три, пять букв и всюду: мать, мать, мать…
И как? Я и книг-то своих не имела, а в библиотеке брала и сидела над ними каждую свободную минуту. То я плыла в Наутилусе, то вместе с Робинзоном, и все мне интересно! Не то, что дома и в школе, вокруг. Я читала и мечтала, что вот уеду, и стану такой же, как все они или как те красивые, и любящие смельчаков женщины. Ага, размечталась!
В сортире вижу страницы, вырванные из любимой книжки, что оставила на столе, потом еще. А потом библиотекарь отругала, что после меня книги портятся, страниц недостает, и вообще, не приходи и не проси этих книг! А мне же хочется! Мне необходимо, как воздух чистый, как глоток надежды и я к ней, своей однокласснице, с надеждой.
— Светлана, дай что-то интересное почитать? — Она моя одноклассница, но такая избалованная и у нее такая мать? Прости меня господи!
И дала! У них дома своя библиотека, книг, море по стеллажам. А ей, дочери их прилежной, все знакомо с детства и у нее синдром, как у тех девчонок, что с гвоздем в голове и в моем дворе. Она полезла и из-за книг вытащила мне.
— На, только ты никому, слышишь! — Читаю: «Эммануэль».
— Что это, такую книгу не знаю, о чем она?
— Читай, а потом мы с тобой побеседуем. Придешь? Приходи, только книгу никому, ни-ни!
Вы не станете смеяться? Я над этой книгой сидела и плакала! Она же наоборот, как она рассказала, читала и себе рукой помогала, а я? Что же я?
Мне тринадцать, прохода мне не дают, пристают, и я уже многое видела, знала. Потому что с малых лет видела то, чего нельзя детям и хотя бы дома, такого не должно у них быть. А тут кто? Мамка пьяная и мужики, и все они дома, целыми днями сидят, пьют и мою мать…
Ну, что говорить, видела я все или почти все, а выживать — то мне как-то надо! Стала исчезать, прятаться от них и тайком за ними подглядывать. И если бы не книги, о двух капитанах и юности Тани и всех других, так бы и выскочила к ним ноги расставив.
