Теперь и Элизабет с меньшей тревогой смотрела на этого человека, который сначала показался ей очень грозным. Напрасно он махал тростью и неуклюже, как медведь, топтался перед ней; она прекрасно знала, что он ее не обидит, однако какое-то чутье подсказало ей, что неплохо бы его умаслить, и, желая польстить ему, она притворилась, будто до смерти испугана. Прислонившись к столбу, девочка, как только могла, вытаращила глаза и молча уставилась на незнакомца таким глупым взглядом, будто не могла выразить свои чувства никаким другим способом. Всякий раз как господин Лера стучал в землю тростью, Элизабет вздрагивала. Он заметил это и в конце концов смягчился.
— Я напишу мэру, — сказал он. — А если понадобится, то навещу его и скажу, что ходить по улицам городка небезопасно.
И еще раз стукнул тростью в землю, но уже не так решительно. Сквозь стекла пенсне он разглядывал изможденное от усталости личико и говорил себе, что никогда в жизни не видел черных глаз, которые бы так странно блестели. Девочка догадалась, что незнакомец изумлен и отчасти восхищен ею, хоть и не признается в этом. При всей своей наивности она в присутствии любого мужчины как-то менялась, сама того не замечая, становилась вдруг очень догадливой, следила за собой, выбирала слова и жесты с уверенностью, невероятной для такой юной особы, тогда как в обществе женщин оставалась по-детски легкомысленной и способной на любой безрассудный поступок.
И сейчас Элизабет решила воспользоваться наступившим молчанием.
— Я озябла, — пробормотала она.
Господин Лера издал какое-то ворчанье и ответил не сразу.
— Озябла, — сказал он наконец. — Еще бы! А скажи-ка, почему ты бродишь по улицам в такой поздний час? Ступай домой.
Элизабет собралась было ответить, что у нее умерла мать, ибо знала, что слова эти обязательно подействуют на собеседника, но ее удержал стыд, ей противно было воспользоваться смертью матери, для того чтобы вызвать чье-то сострадание, и она промолчала.
— Ты слышишь, что я тебе говорю? — спросил господин Лера.
По тону голоса незнакомца Элизабет поняла, что он уже на нее не сердится, и опустила голову. Стоило ей подумать о том, что она осталась почитай что одна-одинешенька на белом свете, как слезы полились рекой, а из горла вырвались звуки, похожие на жалобное мяуканье.
— Ну-ну, — сказал господин Лера, при виде слез сразу превратившийся в доброго дедушку, — ну-ну!
И, подойдя к девочке, потрепал ее по плечу. Она тотчас взяла его под руку, но он невольно дернулся, как будто она потянулась к его потайному карману.
