Ирано-таджикская поэзия | страница 9
Хотя деспотическое господство Чингизидов нанесло неисчислимый ущерб культуре, однако поэзия не только не остановилась в своем развитии, но под вдохновляющим воздействием народного сопротивления пережила даже новый подъем и своеобразное воскрешение предшествующих течений. Ярких представителей имела панегирическая поэзия. Касыды писались в рафинированном стиле, зарождалась нарочито усложненная, ире- цпозная поэзия, укоренялся прием «творческого подражания» («назира» — обзор», «джаваб» — «ответ» и др.), который становился нормой. Но это еще не означало эпигонства, каким «творческое подражание» стало позже. Решающим было выражение и углубление одних и тех же компонентов (жанра, сюжета, метра, рифмы), и тем самым выявление индивидуальной поэтической изобретательности.
Так, Амир Хусроу Дехлеви и Хаджу Кирмани воскресили дидактический и романтический эпос по образцу «пятерицы» Низами и расширили тематический диапазон газели, передав ей в некоторых случаях и функции панегирика.
Поэзии, особенно начиная с XIII века, свойствен суфийский характер, проявлявшийся, однако, в прямо противоположных формах: либо ортодоксальной благочестивости с большой долей ханжества и лицемерия, либо оппозиционной мистики, которая, наряду с рационалистическим мироощущением, явилась выражением гуманистической идеи, направленной против исламской ортодоксальности и канонизированного правоверия.
Именно мистика и рационализм придавали философскую глубину поэзии XIII–XIV веков, двум ее направлениям: философско-дидактическому, апеллировавшему преимущественно к рассудку, и философско-лирическому, обратившемуся к чувству. Первое направление преобладало у Саади, второе — у Джалалиддина Руми, однако в их разножанровом творчестве уживались и переплетались оба эти направления.
Саади прожил долгую жизнь, целое столетие. Как-то он сам сказал, что человеку нужно прожить две жизни: в одной искать, заблуждаться, снова искать, а в другой претворять накопленный опыт. Так он и поступил: первые полвека своей жизни провел в странствиях и исканиях. Когда чингисхановские орды приблизились к его городу, он покинул родной дом и отправился бродить по свету. Где только не побывал Саади: в Аравийской пустыне, в Азербайджане и Сирии, в Египте и Марокко. Он сражался c. крестоносцами, попал в плен, чуть не погиб, но спасся и вновь скитался по городам и пустыням, подвергался бесчисленным опасностям. Одолев все трудности, Саади пожилым человеком вернулся в свой Шираз, владетель которого золотом откупился от монгольских захватчиков. Умудренный опытом, снискавший огромное уважение своими познаниями и стихами, Саади вторые полвека провел, пребывая в покое. Тогда-то он и написал свои знаменитые книги о том, как нужно жить, — прозаическо-поэтическое собрание новелл «Гулистан» («Цветущий сад») и многочастное маснави — поэму «Бустан» («Плодовый сад»). Казалось бы, он стал претворять свой опыт в жизнь.