Избранные | страница 122
— Ты прав, — сказала Марго и, обвив рукой спину Андрея, подтолкнула его к лагуне. — Сколько можно рассиживаться? Море зовет!
Они одновременно вбежали в воду, но удалились от берега лишь на несколько метров — здесь было даже не по пояс. Затем, не сговариваясь, стали брызгаться. Точь-в-точь малые дети, которые еще страшатся заходить далеко, и поэтому для них нет большего удовольствия, чем окатить друг друга на мелководье.
Вдруг Марго присела, что-то сделала руками под водой и снова выпрямилась — уже совершенно нагая. Помахала над головой мокрыми плавками, сжала их в комочек, со смехом забросила на берег, и Ворохов, не задумываясь, последовал ее примеру.
В нее словно вселился бес. Марго толкнула Андрея в глубину. Как только вода дошла до середины его груди, обольстительница неуловимым движением закинула ноги ему на плечи, откинулась назад и бешено замолотила руками, вздымая каскады брызг. При этом она волнообразно изгибалась, и курчавый островок внизу ее живота то уходил под воду, то бесстыдно поднимался к самому лицу Ворохова. Вот Марго сильно качнулась навстречу Андрею, заставив его отступить еще на шаг, и он неожиданно осознал, что находится на волосок от гибели. От нее вновь исходили эти загадочные биоволны. Каким-то неведомым чутьем он ощущал их нарастание. Еще немного — и каждый его нерв возбудится, запляшет, как кобра под дудку искусного факира. Тело пронзит знакомая дрожь, воля ослабнет, мышцы превратятся в студень, а затем вода забурлит, накроет его с головой, и на грани небытия он еще успеет почувствовать, как крутой кипяток врывается в его легкие…
Он должен был прийти в ужас и немедленно что-то предпринять для своего спасения. Чего уж проще — дать понять подруге, что на этот раз ее прихоть грозит бедой, и немедленно вернуться к берегу. Но вместо этого Андрей только набрал полную грудь воздуха, словно заранее смирившись с неизбежным, желая лишь одного — продлить хотя бы на несколько мгновений готовый нахлынуть экстаз.
Это не поддавалось рассудку. Ворохов всегда считал, что даже бездна наслаждений — недостаточная цена за одну-единственную человеческую жизнь. Читая «Египетские ночи», он усмехнулся: «Ну, Пушкин, действительно сукин сын! Взял нелепую античную побасенку — и почти заставил поверить, что некие сексуально озабоченные типы добровольно складывали головы к ногам сладострастной Клеопатры! Но вот именно — „почти“… Не было таких людей, нет и не будет. Нормальный хомо сапиенс, не склонный к суициду, слишком дорожит этим светом. И правильно делает!»