— Ганглорд! — совсем тихо сказал Шри-гуша, и губы его задрожали.
Наступило молчание, потому что Бомпер не знал, что дальше делать. Надо было доверяться инстинкту.
— Шри-гуша, что ты скажешь? До сих пор ты все устраивал прекрасно. Я доволен тобой. И сейчас я сделаю так, как ты найдешь нужным. Что надо делать?
Шри-гуша поднял мрачный взгляд и увидел, что Бомпер не издевается. Тогда он сказал почти спокойно:
— Шри-гуша сделал большую глупость, но теперь поздно раскаиваться. Мы должны немедленно уехать.
— Хорошо, Шри-гуша. Вот видишь, наши мысли совпадают. Мы уедем завтра. Рано утром. Я уже заказал машину.
Тут Бомпер посмотрел на Шри-гушу почти весело.
— Но мы уедем не одни. С нами поедет одна женщина. Ты ее хорошо знаешь. С нами поедет Нуэла де Перейра...
Шри-гуша развел руками.
— Я не знаю такой! Как вам будет угодно, но я не знаю такой...
Бомпер, сдержав негодование, сказал сдержанно:
— Ты же держал ее за руку, Шри-гуша, и только сегодня после обеда говорил с ней... На моих глазах, Шри-гуша!
— Вам показалось. Я не знаком ни с какой Нуэлой. Я никогда ее не видел.
— У тебя что-то сделалось с памятью. Ты забыл, как в Дели обезьянка украла у нее пудреницу и зеркальце...
— Я не видел никакой обезьянки. Я тогда сразу ушел от вас и ничего не видел. Я не имею к ней никакого отношения.
— Шри-гуша, не испытывай моего терпения.
— Правда, что мне в ней! Вам все показалось. Вы просто устали...
— А что значит слово «Ганглорд»?
— Не знаю, первый раз вижу и слышу это слово. Я пойду. Завтра надо ехать с утра.
И он ушел, оставив Бомпера теперь уже в тревоге, которая все росла.
Рано утром Яков Бомпер был уже на ногах. Шри-гуша не приходил. Он позавтракал, без всякого аппетита проглотил яичницу с куском бекона, съел грейпфрут, выпил две чашки крепкого чая с молоком, задержался в ресторане, ожидая своего спутника. Но тот не шел.
Тогда он, проклиная его в душе, вернулся в свою комнату и взялся за синюю записную книжку. Сначала он записал свои соображения о концерте, который был дан Серым Хануманом: «Это необыкновенная музыка, оглушительно новая. Каждое движение — открытие. Скрип старого инструмента, стон его ржавых струн, завывание, как будто демон музыки спрятан, связанный по рукам и ногам, внутри пианино, невероятные переходы, звук ломающихся и трескающихся клавиш... Обязательно это должно быть в моей книге. Я попал на настоящий Двор Чудес. И сам музыкант — Вожак обезьян, отскакивающий от пианино и бросающийся на него с такой страстью — явление, не имеющее равных. Это импровизация неизвестного еще обезьяньего гения».
