Он состоял из неисчислимого количества крытых балконов, резных выступов, украшений, чудесных ниш, узоров. Он казался выдуманным, несуществующим, созданием причудливого лунного света. Еще покрасуются немного эти воздушные сочетания легко дышащего розово-зеленого камня и исчезнут, рассыплются изумрудным прахом, и прах поднимется облаком над городом. А на другой вечер снова придут люди, и причудливое облако снова опустится на землю и превратится в роскошный, как сновидение, дворец, обвешанный тысячами колокольчиков, которые все звенят по-разному.
Пока Бомпер наслаждался диковинным зрелищем, порыв ветра налетел откуда-то из пустыни, точно для него, Бомпера, специально подул этот ветер. Дворец зазвенел. Содрогнулись в звоне и как бы стали меняться в цвете все эти причудливые выступы, и окна, и балконы, и балкончики, и зашатался сам базар и люди перед дворцом. Дворец запел всем своим корпусом, точно он нес к звездам хвалу неведомому. И тогда Шри-гуша схватил Бомпера за руку, сжал ее с силой и, показав ему куда-то вверх, воскликнул:
— Смотрите!
Бомпер взглянул, и у него захватило дух. На огромной высоте над бездной площади, над городом, на самом крайнем выступе дворца, сидела фигура, стройная, какая-то юношеская, скрестив руки и опустив в пропасть одну ногу. Она сидела, возвышаясь над суетой людей и огней. В ней было что-то от незапамятных времен. Это была обезьяна, неподвижная, как будто она была, как и дворец, высечена из такого же розоватого, зеленоватого под луной камня.
— СУндар! — закричал Шри-гуша из всех сил, и Бомпер поразился силе его голоса. — СУндар! — загремел снова его голос, и вдруг в наступившей тишине обезьяна обернулась и стала вглядываться в толпу, точно желая отыскать позвавшего ее. Тут началась непонятная свалка, и Шри-гуша увлек Бомпера в самую гущину толпы, прочь от колдовского места...
В синей записной книжке Бомпер с увлечением записывал свои последние впечатления от Джайпура: «Я не буду ничего подтверждать, я не буду ничего доказывать научно. Мне важно не это. Вожак существует. Я видел его вчера сидящим на выступе Дворца Ветров. Это было существо другого мира. Я выяснил: он из породы Серых Хануманов, но очень большой, небывало крупный экземпляр. Его собратья питаются плодами и зернами, молодыми побегами.
Я не знаю, чем питается он, где живет, что делает. Я верю в него, потому что он нужен для моей книги. Я сейчас вспоминаю Кафку с его рассказом «Отчет для академии», где обезьяна очеловечилась. Как она сама признается, она достигла уровня среднего европейца. Откуда мне знать, на каком уровне этот Серый Хануман? Но он увлек мое воображение, и я хочу видеть его, общаться с ним. Шри-гуша прав: он ввел меня в мир таких ощущений, который скрыт от обычной действительности высокой стеной. Но я уже за стеной и вижу вещи, которые даже скептики относят к разряду необъяснимых».
