Стук колес убаюкивал, меня начало клонить в сон. Ладно, будь что будет - решил я - хуже, чем есть, уже вряд ли может быть. И я провалился в сон.
Меня разбудил крик:
- Эй, бля, что вы там делаете?
Я моментально вскочил на ноги - привычка, приобретенная в детдоме: мгновенно мобилизовываться при малейшей опасности. Рядом уже стоял Одноглазый, лицо его было напряжено, розовая пленка в пустой глазнице нервно пульсировала. Я повернулся туда, куда смотрел он.
Через платформу от нас стоял тот самый железнодорожник с пропитым лицом, которого мы видели незадолго до того, как запрыгнуть на поезд. В руке его была монтировка или что-то вроде того. Он быстро двинулся к нам.
Не сговариваясь, мы побежали в противоположную от него сторону. Поезд несся на полном ходу, в ушах засвистел ветер. Впереди было еще платформы четыре - не больше - а дальше поезд заканчивался. Я сразу понял, что наш побег обречен на провал. Мы будем схвачены, избиты и возвращены в детдом. Или нужно прыгать.
В принципе я не имел ничего против возвращения. Я не собирался убегать, по крайней мере, пока не собирался, это была идея Одноглазого. К тому же вряд ли из этой затеи, в конечном счете, могло выйти что-то хорошее: мы просто не были достаточно подготовлены к настоящему побегу. И хотя я и бежал сейчас за своим уродливым приятелем, однако во мне шевелилось сомнение.
Но опять все мои карты спутал Одноглазый. Он крикнул:
- Прыгаем. - и в то же мгновение исчез за бортом платформы.
Я слегка притормозил и обернулся. Железнодорожник оказался проворнее нас и был уже близок к тому, чтобы схватить меня, - всего в каких-то десяти шагах. До конца поезда оставалось две платформы - и одна из них была той, по которой я бежал. Ничего не оставалось - и я, задержав дыхание, рванул через борт вслед за Одноглазым. Меня оглушил грохот колес.
Я приземлился на щебень железнодорожной насыпи, больно ударившись коленом и изодрав руки в кровь, и покатился вниз. Со всего разгона я вломился в густой кустарник, росший вдоль железной дороги. Позади громыхал поезд.
Удар о землю оглушил меня и сбил дыхание, поэтому мне пришлось несколько минут лежать в кустах, согнувшись в три погибели, и хватать воздух ртом. Разодранные руки начинали саднить, колено отдавало тупой болью. Где-то сзади, удаляясь, прогудел локомотив.
Наконец, отдышавшись, я встал. С рук капала кровь, я сорвал пучок сухой коричневатой травы и наспех вытер их. Нужно было найти Одноглазого. Я позвал его, но никто не ответил. Прихрамывая, я поковылял вдоль железнодорожной насыпи.
