Быть чеченцем: Мир и война глазами школьников | страница 85



«Что у тебя самого светлого в жизни?» — спросил я у бабушки Есимат.

«Много чего. Это и конец войны, и приезд домой из ссылки, и рождение детей, их успехи, их дети…

А самое главное — работа. Я так любила свою работу, даже сейчас ко мне приходят молодые врачи, советуются. Говорят, что врачом надо родиться, дар этот дается от Бога».

Спросите у любого, где живет лор («врач» по-чеченски) Есимат, и вам укажут дорогу.

Судьбы вайнахских женщин

Зелимхан Ирбагиев, г. Грозный, школа № 34, 9-й класс


«Ненастным утром 22 февраля 1944 года началось поголовное выселение чеченцев и ингушей. Брать с собой разрешалось только то, что могли унести на руках. На сборы отпускалось десять минут времени. Таков был приказ высокого начальства. Седые старцы и женщины бросались к детям. Покидали с ними родные жилища — без вещей, без одежды, без пищи. Бережно кутая в полы одежды беспомощных младенцев, женщины молча шли на сборные пункты под дулами пистолетов и автоматов, старики вели детей постарше за руки. Разбуженные непривычно рано, они засыпали на ходу, шлепая подошвами по размятой дороге, упирались и противились идти со старшими. Многие простые люди наивно полагали, что произошло недоразумение, и, проснувшись, Сталин пресечет беззаконие». Так вспоминал это зловещее утро житель села Катыр-Юрт[86] Зияудин Абдулаев, депортированный вместе со своим народом в 1944 году[87].

По свидетельствам других стариков, воспоминания которых я записывал, депортация началась в 1944 году, 23 февраля. Видимо, командир, руководивший выполнением правительственного задания в селении Катыр-Юрт, решил работать с опережением графика.

Жительница села Беной[88] Малкан Кагерманова вспоминает: «Рано утром отца вызвали в сельсовет, сказали, что будет собрание, посвященное празднику. Отец был героем Гражданской войны, его часто приглашали на подобные мероприятия, поэтому он и не подозревал, что видит свой дом в последний раз. Матери не было дома. Я была самой старшей из детей. Дети еще спали, когда в дом вошли вооруженные солдаты и стали что-то говорить на русском языке. Я ничего не понимала. Прибежала соседка Пия и, объяснив мне, что надо одеть детей и пойти с солдатами, быстро убежала. Под крики недовольных солдат я разбудила детей и одела их, как могла. Один из солдат взял на руки мою младшую годовалую сестренку и показал мне жестами, чтобы я взяла для нее еду. Я стала собирать продукты, но зашел другой военный — видимо, их командир, — и нас быстро вытолкали в дверь. Все, что было дальше, я помню как страшный, жуткий кошмар. Нас, как стадо, пригнали на пастбище. Там было много людей. Женщины вытирали слезы, кричали старушки: „Ва орца дала!“