Кажется, в той поездке я заболел. У меня поднялась температура, и отец решил вернуться в наш городок и положить меня в больницу. Но мне страшно не хотелось в этой больнице оставаться одному. Я вырвался и побежал по освещенной вечернем солнцем дороге. Он бежал за мной. В моем воспоминании осталось, что мне удалось избежать больницы, хотя на самом деле, наверное, нет.
Отец был журналист. Когда он работал на областном радио, приносил домой огромный чехословацкий магнитофон «Репортер», с шестью толстыми как бочонки батареями. Его ставили повыше, чтобы я не достал. Но полочки шкафа давно уже были для меня как лесенка.
Как-то раз я взобрался по этим полочкам на шкаф и стал с магнитофоном играть. Я довольно долго нажимал на кнопки. Было чувство, что в этом магнитофоне – большой смысл, мне хотелось научиться этому смыслу. Я нажимал и нажимал кнопки, бабины с лентой вертелись то в одну, то в другую сторону. Потом там что-то щелкнуло и бабины перестали вертеться. Я перепугался. Это была катастрофа: магнитофон сломан. Я ждал неминуемого наказания, причем заслуженного. Но я, кажется, ничего никому не сказал, хотя скрывать проказы – это на меня не похоже.
Однажды отца долго не было дома, пятнадцать суток. Потом он вернулся покрытый длинной щетиной. Был веселый, как и мама. В шутку колол нас этой щетиной, а потом ее сбрил.
Этапы моего взросления связаны с переездами на разные квартиры. Сначала жили на улице Красноармейской в деревянном доме, во двор которого приезжали ассенизаторы. Смотреть как они чистят туалет и выгребную яму было очень интересно. Однажды они вытащили оттуда два собачьих трупа. Потом мы бежали за громыхающей по ухабом телегой и кричали: «Говночист, говночист!»
В этом доме умер мой старший братик Сашенька, а официально Сетнер. Зачатый на строительстве дороги Котлас-Воркута он был болезненным и долго не прожил. После похорон отцу приснился кошмар. Оказывается, в доме осталась ткань после обивки гробика. Родители сходили на кладбище и прикопали ее.
На какое-то время отца переводили работать в Цивильск (там родился мой младший брат). Затем мы отчего-то вернулись. Жили в деревянном доме на улице Пролетарской. Летом мы ходили на огород, отгороженный участок почти на самом берегу Волги, неподалеку от устья небольшой речки. Помню, мой маленький брат крутился возле родителей сажавших картошку, а потом я его вдруг увидел у речки. Он был по пояс в вязкой глине. «Женька тонет!» – закричал, кажется, я. Отец побежал и кое-как вытянул его, сам перемазавшись. Братишка просто хотел поиграть с водой, но до нее было не добраться.
