— Я не брошу её сейчас, — ответил он.
— Ты не бросишь её сейчас, — низким исчезающим гулом отозвался голос не то утверждая, не то равнодушно.
Андрей держал в руках ладошку Ольги, как держал её сотни раз, и боялся спросить о чём-либо тьму за окнами, огни на горизонте и тёмного водителя. Да и ответили бы они? Мысли вязли в каше воспоминаний, не имеющих отношение ни к Ольге, ни к АТР, ни к его смерти. Он видел отчетливо и ярко, как хоронили родителей… но не видел в толпе себя, хотя и глядел на всё со стороны. В костюме и галстуке он снова стоял у доски, объясняя алгоритм, на котором построил весь комплекс математической обработки входящих переменных. "А почему вы взяли за основу именно эти операционные усилители?" — ехидно спросил его один из членов дипломной комиссии и Андрей облился потом. "Из того, что было в наличии на складе", - беспомощно ответил он. И — одновременно — он рассказывал эту историю на какой-то вечеринке, видя хохочущих молодых пацанов и девчонок и чувствуя себя каким-то динозавром докомпьютерной эпохи.
Отец помогал ему, придерживая двухколёсный велосипед за сиденье. "Крути педали и не останавливайся!" — кричал он и Андрейка отчаянно засучил ногами, испытывая ужас и восторг. Он ехал на настоящем двухколёсном, а не на малышковом трёхколёсном велосипеде! Понимаете? Настоящем! Вселенная глядела на Андрея и гордилась тому, как будущий космонавт СССР рассекает тёплый летний воздух, в котором, как звёзды в невесомости, плыли мириады тополиных пушинок. Внезапно он понял, что уже несколько секунд едет без поддержки и ноги его мгновенно стали ватными. Велосипед стал неумолимо заваливаться набок…
"Я живу!" — думал Андрей, готовый засмеяться и заплакать.
"Я медленно плыву по воздуху вдоль рельсов, ощущая запах нагретого солнцем вещества, которым пропитаны новенькие шпалы. Как и в детстве, я внимательно рассматриваю мелкий щебень, облитый чёрной маслянистой жидкостью, — мы считали, что гудрон — это тоже "расплавленная смола, пацаны!" и даже пробовали жевать кусочки гудрона, отколотого от огромной окаменевшей кучи. Просто я вычитал где-то, что индейцы жевали смолу… и рассказал об этом всей нашей шайке…
Гудрон. Он зловеще булькал в котлах. Иногда на его поверхности проскальзывали едва различимые язычки пламени, — неподвижное жгучее солнце заливало белым пыльным светом всё вокруг. Здоровенные, голые по пояс, дочерна загорелые дядьки шуровали в копоти и дыму огромными совковыми лопатами, разбрасывая щебень и поднимая облака белой горячей пыли.
