— Ты еще не оскорбил богов, — Евгенидес, бог, который когда-то был смертным, наконец заговорил. — За исключением разве что Арактуса, призванного не допускать воров в святилище. Возьми камень.
Я не двигался. Покровитель воров подошел ближе. Он встал по правую руку от сестры и взял блюдо с ее колен.
— Возьми его, — повторил он.
В его словах звучал странный акцент, но его манера говорить не так уж сильно отличалась от моей. Уж халдей бы объяснил нам, чем отличается язык цивилизованного мира от нашего. Я прекрасно понял приказ бога. Просто не мог пошевелиться. Может, у меня защемило нерв? Это было бы незначительным наказанием по сравнению с ударом молнии. Вера моего детства, впитанная с молоком матери, осталась моей религией навсегда. Мысль о краже чего-либо у Великой Богини приводила меня в такой ужас, что я не мог выйти из оцепенения.
В то же время повернуться и убежать я уже не мог. Я был немного удивлен тем, каким, оказывается, упрямым могу быть, но уйти без Дара я тоже не смел. Он слишком много для меня значил.
Издалека послышался свист и шорох мелких камешков, означающих, что вода начала наполнять русло, но я оставался таким же неподвижным, как боги, которых я сначала принял за статуи. Двигались только мои глаза, когда я переводил их от маленького серого камешка к лицу Евгенидеса. Потом я подумал, что, если мне суждено умереть, я хотел бы совершить нечто, что мало кому из смертных удавалось, и я посмотрел в глаза Великой Богини, а она взглянула на меня. Этого было достаточно.
Сбросив оцепенение, я потянулся вперед и схватил камень с блюда. Теперь я мог повернуться и бежать. Журчание воды превратилось в рев. Я несся мимо бесстрастно наблюдающих богов к лестнице. Только один раз я поднял голову, чтобы посмотреть на Мойру, но она скрылась в толпе.
Добравшись до лестницы, я спрыгнул на две ступени вниз, споткнулся, и дальше летел кубарем. Я ударился о стену напротив лестницы, уронил лампу и даже не стал останавливаться, чтобы подобрать ее. После трех ночей в лабиринте она уже была не нужна. Цепляясь одной рукой за стену и сжимая Дар Хамиатеса в другой, я побежал дальше. Когда стена слева от меня закончилась, я повернул налево, затем направо, еще раз направо, снова налево и бросился к двери, под которую я недавно забил клин, но которая снова была закрыта.
Я представил себе, как Арактус шевелит пальцем, заставляя воду своим напором сдвинуть камень. Возможно, ему еще удастся получить меня. Вода, вытекающая через решетку у моих ног, поднялась на шесть дюймов. Сколько из воров утонули до меня на этом самом месте? Будут ли мои кости лежать в луже в дальнем конце лабиринта? Возвратится ли Дар Хамиатеса на хрустальное блюдо, будет ли восстановлена стеклянная дверь? Если бы я уронил свои инструменты в воду, то уже не смог бы найти их.
