Презент | страница 3
— Что! Что! — кричал он, распаляясь от боя. — Не вышло?!
И тут страшно ударило его в затылок, и повалился он вперёд, обхватив руками горячий пулемёт.
Нет таких людей, которым бы не было страшно. Нет такого человека, у которого в минуту опасности не дрогнуло бы сердце, не стали бы ватными ноги. И храбрец боится! Только храбрец умеет страх свой победить. Подумать о товарищах, о Родине. А трус, он всегда думает только о себе.
И я горжусь своим дедом, потому что он был храбрым. Я горжусь им, потому что он был умелым воином и до сих пор помнят его в нашем хуторе потомки тех казаков, которых спас он тогда в брянском лесу.
Но повесть моя не про храбрость. Потому что храбрости одной мало для человека. И если говорят о человеке: «Он был храбрым!», это ещё не значит, что он был человеком хорошим. Вот хороший человек всегда храбрый, но у него есть и другое…
3
Очнулся Харлампий в землянке. Над ним сидел комиссар, а землянка была полна казаками и красноармейцами.
— Случилось тебе три радости! — говорил комиссар. — Первая радость — жив ты, Харлампий! Пуля ударила тебя вскользь! Это тебя тот бандит приласкал, что с конями хороводился. Возница, одним словом, которого ты оглушил.
Он дал раненому сотнику попить и продолжал:
— Отсюда получается тебе вторая радость. Хоть и не шибко, а ранен ты, и, стало быть, выходить тебе вчистую, по ранению! Идёшь ты, стало быть, домой!
От этих слов Харлампию сразу полегчало, и он сел на нарах, хотя голова у него гудела и кружилась, а бинт, намокший кровью, прилип к затылку.
— Ты погоди, ты лежи, — уложил его обратно комиссар. — Главная тебе радость иная! Вот тебе товарищи скажут!
Казаки и бойцы улыбались.
— Что за радость? — спросил Харлампий и подумал: «Уж коли домой отпускают, что может быть радостнее?»
— А ты подумай! — сказал его однополчанин Хрисанф Калмыков. — Ты подумай!
— Не могу! — пошутил Харлампий. — Мне думать нельзя, я в голову раненный!
— Ну тогда мы тебе не скажем, — засмеялся Хрисанф. — А то ещё помрёшь.
— Да не томите, ребята!
— Уж так и быть! — сказал Хрисанф и встал торжественно. — Значит, поздравление прими, Харлампий Прокофьевич! Мы тебя, бывало, дразнили: «Молодец — девичий отец!», поскольку у тебя три дочери имеются… А теперь никто тебя так дразнить не сможет, как родился у тебя сын! Об чём получена депеша.
Тут все бойцы стали смеяться, и хлопать сотника по плечам, и жать ему руку.
— Казацкому роду нет переводу! — сказал Калмыков.
Так мой дед Харлампий узнал, что у него родился сын. Мой отец.
