— Простите, на кого?
— Красноармейцами будут называть тех, кто пойдет за мной. На их суконных шлемах будет красоваться мой знак — красная пятиконечная звезда. Правда, слегка измененная.
— А куда же будет смотреть полиция, городовые? — робко осведомился я.
— Фараонов вспомнили! — хохотнул Князь Тьмы. — Первое время они будут прятаться по чердакам и подвалам, но их все равно отыщут и выволокут за волосы, как крыс за хвосты. Головами оных даже будут играть в этот… — он замялся на миг, — в английский football.
— А царь! Как же царь все это допустит?
— Кровавого Николашку, этого — простите за выражение — «помазанника Божьего», прикончат вместе со всем выводком! И поделом!
Повелитель Тьмы вдруг поднялся и заходил по комнате из угла в угол. И я, пораженный услышанным, не сводил с него взгляда. Вдруг мой визави повернулся ко мне спиной и, глядя в окно, сказал тихо и немного растерянно:
— Одного понять не могу, как они ухитрились причислить к святым человека, безжалостно расстреливавшего несчастных ворон, милых черных кошек и страдающих паршой бродячих собак? Нет, право, согласитесь, это ведь форменное лицемерие! Разве нет?
Я лишь пожал плечами, но ничего не ответил, потому что и вправду не смог припомнить ни одного святого, который развлекался бы подобным образом. «Слава Господу, — проговорил я про себя, — что тиран и мучитель Иван Грозный, который еще в детстве любил сбрасывать с колокольни щенков, к таковым пока не отнесен, слава Богу!»
— Извольте при мне, милостивый государь, не выражаться! — раздраженно выговорил он.
— Но я и не сказал ничего-с…
— Какая разница! Вы восславили Его имя! — нервно выпалил сатана. — Вероятно, вы забыли, что для меня мысли смертных так же слышимы, как и их голоса.
— Вырвалось, виноват, привычка-с, — извинился я и тут же, все еще сгорая от любопытства, поднял глаза и осмелился спросить: — Значит, через два года и двадцать пять дней случится революция?
— Можно сказать и так, — устало ответил лукавый. — Но за ней произойдет государственный переворот. Народу явится долгожданная вседозволенность. Законов не будет. Делай что хочешь. — Он повернулся ко мне и добавил с легкой ухмылкой: — Смею заметить, что поступками восставших будет управлять даже не стремление к свободе, а желание полностью излить досаду за чужое благополучие, за безбедную жизнь других. И эта злоба копилась целое тысячелетие! Потому-то я и сказал вам еще в начале нашего разговора, что зависть — двигатель прогресса всего человечества!
