Глава IX
Патриоты. Кунео. Любовь
Между тем «арабы с золотого пляжа» отчаянно защищались. Газеты возвещали блестящие победы, но «военная прогулка», начатая в 1911 г., затянулась и по сей день. И сейчас, как в былые времена, можно время от времени прочесть на страницах фашистской печати: «Повстанцы, которых оставалось несколько человек, окончательно усмирены». Если это соответствует истине, то почему так тяжело ложатся на государственный бюджет расходы по колониям? Почему до сих пор поступают из Африки извещения о смерти солдат, извещения, которые деревенские синдики потихоньку передают семьям убитых?
Сообщения из Ливии проходили через строгую цензуру, и суд был завален делами против наших газет, печатавших статьи о войне, затеянной империалистами. Реакция свирепствовала вовсю. Однажды вечером я пошел в театр, плохонький провинциальный театр. Скверная труппа изо всех сил старалась погубить великолепную оперу «Норма». Я собрался уже уходить, как вдруг в антракте подоспела вечерняя газета с сообщением об очередной победе в Ливии. Один из актеров появился перед занавесом и огласил телеграмму. Оркестр заиграл «Королевский марш», и вся публика встала, кроме меня. Кругом засвистели, зашикали. Какой-то офицер крикнул мне:
— Турок, турок!
— Идиот, — ответил я, — отправляйся в Африку геройствовать!
Явились карабинеры и забрали меня. Вечер вышел для меня определенно неудачным. Собачий вой театральной труппы сменился нудной речью начальника карабинеров.
— Вы кончите плохо, предупреждаю вас. Лучше бы вы занимались своей парикмахерской, а не лезли в политику. Для этого существуют синьоры адвокаты… У вас на руках семья, надо подумать о ней. Прямо невероятно, что я должен постоянно говорить вам одно и то же! Кончится тем, что мне это надоест.
— И вы перестанете читать мне нравоучения, не так ли? Это будет превосходно.
— С вами невозможно говорить! Теперь приходится вас задержать. Мне очень жаль…
— Тогда отпустите меня домой.
В этот самый момент в дверь постучали, и вошел тот самый офицер, который велел меня арестовать в театре.
— Освободите его! — приказал он.
Жандарм явно обрадовался: времена тогда в Италии были не такие, как сейчас, но я решил проучить офицерика.
— Мне хотелось бы знать, — обратился я к нему, — не думаете ли вы отделаться от меня так просто, синьор поручик? Вы посягнули сегодня на свободу личности, приказав карабинерам арестовать меня, и вы должны отвечать за это.
— Понимаете ли, я убежденный патриот и был оскорблен вашим поступком. Теперь это прошло, я весьма сожалею…
