— Они вовсе не злые, — заканчивал он, — они просто несчастные…
Примерно в этот же период я должен был перенести операцию ноги.
Операция ожидалась довольно сложная. Доктор утешал меня тем, что, если операция удастся, нога выпрямится, а если нет, то ее отрежут и заменят искусственной.
— Делайте как хотите, — отвечал я. Да и что иное я мог сказать?
Отпуск я взял на три месяца, и, надо сказать, хозяин его дал охотно, с кучей добрых пожеланий. С деньгами обстояло хуже: я получил от него двадцать лир, и это было великой щедростью с его стороны. К счастью, в моей семье к этому времени работали уже все.
В госпитале, увы, не Маврицианском, о котором некогда мечтал мой отец, но в городском, прозванном «бойней», меня обступили монахини.
В Италии сиделками работают монахини, которые надеются хотя бы таким путем «уловить человеческие души». Монахиня, в ведении которой находилась палата, где я лежал, заявила мне:
— Послезавтра вы будете оперированы. Завтра вы исповедуетесь и причаститесь. Надо всегда быть готовым предстать пред судом божиим. Кого из священников вы предпочитаете: дона Гауденцио или дона Джованни?
— Спасибо, — ответил я, — не беспокойтесь, сестра, и не тревожьте ни дона Гауденцио, ни дона Джованни. Меня нечего исповедовать: я не верю в бога.
Монахиня испуганно воззрилась на меня.
— В правила госпиталя внесено исполнение религиозных обязанностей. Вы — христианин? Вот номер девяносто девятый исповедался уже.
— Оставьте меня в покое, сестра!
Монахиня ушла. Вскоре ее сменил поп. Он тоже говорил о больничных правилах, о боге и его милости и ушел не солоно хлебавши. К вечеру появился еще один.
Мои соседи по койке говорили:
— К девяносто восьмому (это был мой номер), увидишь, придет монсиньор.
И действительно, епископ остановился у моей койки:
— Здравствуйте, брат мой! Вы вновь прибывший?
— Да, это я. Вы, очевидно, хотите сообщить мне правила госпиталя? Предупреждаю, они мне известны.
Монсиньор был поумнее своих подчиненных.
— Нет, нет, будьте спокойны. Я умею уважать всякие убеждения и хочу просто поболтать с вами, если это вас не обеспокоит…
Я не ответил, но монсиньор принял молчание за знак согласия, уселся и продолжал:
— Как вы здесь себя чувствуете? Хорошо?
— Так, как может себя чувствовать человек, которому предстоит операция, — досадливо ответил я.
Не смущаясь, епископ продолжал, очевидно, пытаясь найти веский аргумент:
— Не надо волноваться. Профессор Изнарди — мировая известность, этого хирурга не прочь были бы заполучить к себе иностранные клиники. Наука ушла вперед… У нас здесь редки случаи смерти после операции, меньше одного процента. Конечно, всегда есть опасность… ошибка, заражение. Жизнь наша держится ведь на ниточке, а за нею… Мы верим в рай, в бога, вы — в то, что ничего не создается и ничего не исчезает… иные верят в переселение душ, иные — в небытие… Ясно одно, что всегда, надо быть готовым к смерти. Смерть всегда близка к нам, тем паче, когда предстоит операция…
