Галя пожелала мне хорошей дороги и на этом разговор закончился. Hе имело смысла намекать ей на опасную дорогу - я хотел, чтобы она догадалась об этом сама, а не с моей подачи. Что ж, остается сыграть роль до конца и посмотреть что из этого выйдет .
Я боюсь только одного. Того, что Галя начинает привыкать к Рустему.
*23/02/99*
Сегодня я случайно столкнулся с Hаташей, моей первой девушкой. Hаташа...
Мне тяжело об этом писать, но я все же сделаю шаг назад и вспомню недавние события. Я твердо знаю, что этот дневник никто не прочтет кроме меня. Данный дневник хранится не в форме дневника как такового, а представляет собой текстовый файл, набираемый на моем домашнем компьютере. Мать и отец у меня люди далекие от компьютера - они не знают, как набрать что-то в Ворде, не говоря уже о том, чтобы разобраться в куче файлов, хранящихся на диске, и найти требуемый.
Итак, в один из декабрьских вечеров, находясь в глубочайшей депрессии из-за разрыва с Галей, я оказался в районе, где живет Hаташа. В то время я не мог долго сидеть дома, где все давило на меня, и часами шатался по ночному городу. Один из домов, мимо которого я проходил, показался мне знакомым. Приглядевшись я понял, что это дом, в котором живет Hаташа. Велико было мое удивление по двум причинам. Во-первых, я гулял по городу без установленного маршрута и каким образом я оказался именно возле ее дома остается только гадать. Во-вторых, я удивился тому, что не мог сразу признать дом, с которым связано так много воспоминаний.
Посмотрев на окна ее квартиры, я увидел в них свет и решил заглянуть к ней. Hаташа оказалась дома и удивилась моему приходу. Вероятно мой вид был весьма выразителен - она первым делом спросила не случилось ли чего со мной.
Ее родителей дома не было - они уехали к друзьям на дачу с ночевкой. Расположившись в ее комнате, я поведал ей о том, что со мной случилось. Признания текли рекой - во мне, как в нарыве, накопилась вредная масса воспоминаний, которым надо было дать выход.
Hаташа оказалась внимательным слушателем, не перебивала и не задавала никаких вопросов. Я ей рассказал все без утайки, не назвал лишь имя Гали. Когда мой монолог закончился, я почувствовал опустошение и, не зная что еще сказать, безвольно повесил голову. Hаташа долго смотрела на меня поверженного. Совсем не таким я оставался в ее памяти - гордо уходящим и кидающим гневные обвинения. Hе могу назвать причины тому, что произошло далее, но, вероятно, в ней взыграли материнские чувства. Она придвинулась ко мне (мы сидели на ее кровати) и, обняв меня за плечи, принялась утешать меня.
