Потом хозяин присвистнул, и в наступившей тишине кто-то набожный выдохнул:
– Свят, свят, свят... Избавь мя господи от грехов.
И кто-то степенно рассудил:
– От грехов – ничего. От шпицрутенов избавь – это верно.
– За что же вас так, сердешных?
Хозяина будто стегнули:
– Каркай, воронье, лишь бы не работать! Што, пошто – не твоего ума! – И, распаляя себя, сорвался на крик: – Расходись работать! – Подтолкнул близстоящего. – Шевелись!
– Дак ведь, Кузьма Платоныч...
– Я те покажу Кузьма Платоныч! Начну кроить плетью – скажешь, како место чешется. Ишь диковину увидали – сеченых!
Он шумел, грозился, и толпа расходилась, таяла.
Работники снова по сходням забегали, и хозяин смягчился, сменил тон.
– Давай-давай, шевелись получше —- поешь погуще,— подбадривал Кузьма Платоныч. – Закончите раньше – на водку пожалую.
Конвоир вспомнил обещанное, не утерпел, тронул хозяина за рукав:
– Нам-то что, Кузьма Платоныч?
– А, якорь тебя, откуда вы только взялись! Шиморин, – обернулся хозяин и позвал громко, – следи за погрузкой, я к себе пошел! Да не опускай, не опускай рубаху-то, – добавил Андрею. – Идите оба за мной.
В каюте он долго тряс темную бутылку, потом из нее чем-то холодным и липким мазал спину Андрею и приговаривал:
– Надо бы сказать: не можем-де мы работать, сеченые, мол. И мы не татары какие, имеем сочувствие... Сам-то кольский будешь?
– Не-ет, почему кольский? – отозвался Андрей.
– По обличью. Породистый ты, как колянин. Вон какой ладный. Добротно тебя тятька сделал, не из отходов. А и государевы слуги постарались. Видать, поубавить хотели прыти. – И засмеялся.
Потом он мазал Смолькова, рассказывал:
– Все хворобы эта мазь лечит. В Коле приятель мой отменно из трав готовит. На всем Мурмане славится.
– Денег, поди, стоит, – сказал конвоир, – а вы тратитесь.
— Стоит, согласился хозяин. – Да на божье дело не жаль: все доброе нам в зачет идет. Друг об друге, а бог обо всех.
Из бочонка налил в деревянный ковш водки, подал Андрею.
– На-ко, хлебни. От любого недуга первое средство.
Уважительно смотрел, как Андрей, перекрестив ковш, пил большими глотками, налил и Смолькову. На выжидательный взгляд конвоира спросил:
– А ты крещеный?
– Крещеный, крещеный. – Конвоир вытянул из-за пазухи крест, быстро перекрестился.
– Это у тебя тело крещеное, – смеялся хозяин. – А душа-то нехристь!
Подал ковш конвоиру, подождал, пока тот выпил, и выпроводил всех из каюты:
– Идите на палубу, спите. А вы, служивые, с ними идите да сторожите их с тщанием, чтобы не подевались куда...
