Глава 12. Беспокойная ночь с покойником
Плотник, конюх и грум занялись по просьбе его сиятельства гробом для погибшего, из готовых досок смастерив его за час, после чего — установили в холле. Лицо мертвеца пришлось закрыть, но в остальном — всё было пристойно. Покойный лежал между двумя кенкетами с горящими свечами и был единственным, кто подлинно пребывал в покое, — впрочем, кроме того, кого он сам обвинял в своей смерти. Мистер Коркоран, лениво развалившись на софе, наигрывал на скрипке нечто фантазийное, скорее аmoroso е lusingandо, чем funebre е doloroso, временами прерывая импровизацию и дегустируя роскошный французский коньяк. Он ничуть не избегал ни мистера Дорана, ни его сиятельства, напротив, как замечал Доран, старался успокоить графа, потрясённого смертью столь молодого человека и сопровождающими её обстоятельствами. По случайной реплике хозяина поместья Коркоран понял, что Доран рассказал милорду Хеммонду о склонностях юноши, и потому в своих утешениях был откровенен.
— Дядюшка, не расстраивайтесь. Порадуйтесь верности Слова Божьего. Сказано же: «Не ложись с мужчиною, как с женщиною: это мерзость, и если кто будет делать все эти мерзости, то души делающих это истреблены будут из народа своего». Это Левит, глава, если мне не изменяет память, восемнадцатая.
Но милорд Хеммонд был подлинно убит смертью своего гостя.
— О нашей хрупкости нам поминутно напоминают сны, вторжение недугов, смерть близких — все вещает о конце, но… он был так молод, Кристиан, ведь так юн… Так страшно, когда умирают молодые… — граф никак не мог прийти в себя.
Мистер Коркоран только пожал плечами, а ближе к полуночи пожаловавшись, что у него слипаются глаза, направился в спальню.
Сестра же мистера Нортона была совершенно безутешна, и её рыдания были слышны даже в курительной. Мистер Доран ужасался, вспоминая, как всего два часа назад девица хотела отправить тело брата в Лондон, с тем, чтобы самой влезть под одеяло к Коркорану. Теперь братец не смог бы ей помешать. Мистер Доран не мог отрешиться от мысли, что рыдает юная леди исключительно от обиды и злости на подругу, выпроводившую её из Хеммондсхолла. Все эти мысли заставляли его морщиться. К тому же он просто нервничал. Сейчас, когда за окнами стемнело, при одной мысли, что в холле стоит гроб с телом того, кто ещё вчера утром сидел с ним за одним столом, его словно замораживало. Заметив его состояние, граф посоветовал ему идти спать — день был тяжёлым, он просто устал. Доран медленно проследовал по коридору к себе, но в гостиной услышал голоса. Это были Чарльз Кемпбелл и Гилберт Морган. Они говорили достаточно громко, и именно в их неспешном разговоре снова прозвучало слово «чертовщина».
