Она (Новая японская проза) | страница 4
«Женский» сборник прежде всего поражает стилистическим и жанровым разнообразием, вы не найдете здесь двух сходных текстов, а это верный признак динамичного и разновекторного развития всего литературного направления в целом.
В томе «Она» вы обнаружите:
Традиционные женские откровения о том, что мужчины — сволочи и что понять их невозможно (Анна Огино);
Экшн с пальбой и захватом заложников (Миюки Миябэ);
Социально-психологическую драму о «маленьком человеке» (Каору Такамура);
Лирическую новеллу о смерти и вечной жизни (Ёко Огава);
Добрый рассказ о мире детстве (Эми Ямада);
Безжалостный рассказ о мире детства (Ю Мири);
Веселый римейк сказки про Мэри Поппинс (Ёко Тавада);
Философскую притчу в истинно японском духе с истинно японским названием (Киёко Мурата);
Дань времени: бездумную, нерефлексирующую и почти бессюжетную молодежную прозу (Банана Ёсимото);
Японскую вариацию магического реализма (Ёрико Сёно);
Легкий сюр (Хироми Каваками);
Тяжелый «технокомикс», он же кибергротеск (Марико Охара).
Выстроены тексты не в хронологической последовательности, как в «мужском» томе, а по принципу волнообразной смены настроений: от грустного к веселому и обратно; от тяжелого к легкому и обратно; от сложного к простому и обратно. Мне как составителю такой принцип показался более, что ли, женственным.
Пересказывать содержание всех этих произведений во вступлении, конечно, ни к чему. Однако на двух рассказах все же остановлюсь чуть подробнее. Они не случайно образуют своего рода обрамление для этого тома: один открывает книгу, второй ее завершает. В этом есть некий составительский умысел.
Большой рассказ Каору Такамура «Букашка, ползущая по земле» и маленький рассказ Хироми Каваками «Медвежий бог» являют собой два полюса японской литературы. В первом случае это совершенно традиционная, старообразная проза, уходящая корнями в реалистическую бытописательскую литературу середины минувшего столетия. А завершается том легкомысленной и антиреалистической новеллой, которую на современном сленге у нас назвали бы «отвязной».
Но дело не только в содержательном и стилистическом контрасте, а еще и в том, что здесь возникают два образа, имеющие некоторое отношение к России.
Рассказ «Букашка, ползущая по земле» наглядно обнаруживает различие традиционно японских и традиционно русских представлений о положительном герое. Думаю, что повествование об отставном полицейском служаке, который по собственному почину, из бескорыстной любви к закону и порядку, шпионит за жизнью своего квартала, будет воспринят русским читателем как вариация на тему чеховского «Унтера Пришибеева».