Паскалопол, чтобы скрыть волнение, выпил рюмку ликера и повернулся к Феликсу, давая понять, что не хочет больше его задерживать. Феликс горячо пожал ему руку, помещик ответил еще более сильным пожатием, и они расстались, каждый с преисполненным великодушия сердцем. Когда юноша дошел до лестницы, Паскалопол крикнул ему из дверей:
— Я попытаюсь зайти к вам завтра. Может быть, окажут честь принять меня.
Глаза его смотрели просительно.
— Знаешь, я встретил Паскалопола, — сказал Отилии Феликс. — Кажется, он огорчен, что мы его не принимаем. В конце концов, возможно, я был неправ. Если ты меня любишь, то зачем мне бояться его, ведь правда?
Отилия широко раскрыла глаза.
— Феликс, я знала, что ты хороший мальчик. Ну, конечно же! Что тебе сделал бедный Паскалопол? Ведь я люблю тебя!
— Он завтра приедет. Я думаю, надо его принять.
— Неужели? Бедный Паскалопол! Как я соскучилась по нем! — в восторге воскликнула Отилия.
И, обхватив голову Феликса, она крепко поцеловала его в губы — в первый раз. Целых два дня дом оглашался сумасшедшими концертами на рояле. Когда появился Паскалопол, у дяди Костаке от волнения дрожали губы, а помещик, после минутной робости, бросился целовать руки Отилии. Она, присев к нему на колени, легонько поцеловала его в щеку и поправила ему волосы. Паскалопол был на верху блаженства. Феликс созерцал эту сцену, сам не понимая, что с ним творится. Сердце его сжималось от ревности и в то же время было полно странной симпатии к помещику. В семье Туля все остолбенели, узнав об этом событии. Аурика заявила, что Отилия приворожила Паскалопола, а Стэникэ, весьма решительный в суждениях за глаза, дал всему следующее толкование (о чем Феликс узнал позднее):
— Юноша (то есть Феликс) — плут, он использует положение. Живет с Отилией и вымогает деньги у помещика. Вот увидите, он далеко пойдет. И наследником дяди Костаке окажется.
Тем временем в соседнем доме возникла, развернулась и быстро пришла к концу другая история. Главным действующим лицом в ней оказался Тити Туля. После инцидента с Отилией эротическое беспокойство Тити нисколько не улеглось, и он, ничуть не скрываясь, искал другое, менее гордое существо женского пола. Это было нелегко, потому что застенчивый Тити не имел своего круга знакомых, а девушки, которых он встречал в Школе изящных искусств, не обращали на него внимания. Но там же, в Школе, Тити подружился с неким Сохацким, тучным, словоохотливым, добродушным студентом примерно одних с ним лет. Он тоже не имел особого призвания к искусству, писал копии, и целью его было стать преподавателем рисования и каллиграфии. Он учился в том же лицее, что и Тити, хотя классом старше, и поэтому у них оказалось много общих воспоминаний. Сохацкий шумно высмеивал преподавателей и никогда не высказывал ни единой мысли, ограничиваясь простыми фактами. Благодаря природной смышлености, он располагал кое-каким запасом общих мест, и речь его звучала как речь культурного человека. Он был нагловат, подчеркнуто вежлив и считался лишь со своими интересами: на занятиях он старался не выпачкаться мелом, а когда ему становилось душно от запаха масляных красок, он открывал окна, с опозданием спрашивая разрешения остальных. Он вмешивался в чужие разговоры, отвечал на вопросы, которые не ему задавали, всегда имел наготове всевозможные практические советы и полезные адреса. Одним словом, если Сохацкий и не был талантлив, то, во всяком случае, казался малым порядочным и у всех вызывал улыбку симпатии. Сохацкий вскоре заметил, какой кризис переживает Тити. Это было не так уж трудно, потому что Тити самым наивным образом сводил разговор на то, что его занимало. Говоря о женщинах, он задавал свой стереотипный вопрос:
