— Какой вы милый, домнул Паскалопол, вот за это я вас и люблю!
Это было сказано совершенно по-детски и не заключало в себе никаких иных, более глубоких чувств, но довольный Паскалопол послал Отилии и Феликсу благодарный взгляд. С тех пор он по-настоящему заинтересовался Феликсом, беседовал с ним, дожидаясь Отилию, и время от времени приносил ему книги.
— Почему вы не женитесь, Паскалопол? — спросила однажды за табле Аглае. — Любопытно было бы взглянуть, какой холостяцкий содом и гоморра царят у вас в доме!
— Прошу вас пожаловать ко мне, кукоана Аглае, но смею уверить, что порядка у меня больше, чем у многих женщин,
Аурика так широко раскрыла глаза, словно это приглашение было адресовано и ей. Аглае, преследовавшая совсем другую цель, пошла на попятный.
— В моем возрасте уже не к чему интересоваться тем, как вы живете. Пусть поглядят другие, те, что помоложе.
— Я погляжу! — живо откликнулась Отилия.
— Прошу вас!— и Паскалопол умоляюще посмотрел на нее.
— Девушке одной приходить к мужчине не слишком-то красиво, — резко сказала Аурика.
— Феликс тоже пойдет, — уточнила Отилия.
— Завтра я пришлю за вами коляску.
И на следующий день после обеда Феликс и Отилия в удобном экипаже проехали по проспекту Виктории от Дымбовицы почти до Белой церкви. Они вышли перед серым трехэтажным домом и прошли под аркой. Феликсу показалось, что Отилия хорошо здесь ориентируется. Поднявшись по лестнице с кованой железной балюстрадой, они остановились на втором этаже у большой двери, эмалированная табличка на которой гласила: «Леонида Паскалопол». Дом этот, теперь малозаметный на фоне новейшей архитектуры столицы, в те времена представлял собой последнее слово комфорта — высокие комнаты и окна, широкие, увенчанные богато орнаментированными деревянными фронтонами двери, оштукатуренные под мрамор потолки. Стены были оклеены обоями в полоску, с потолка спускались электрические лампы под абажурами с плиссированной оборкой. Вестибюль был расписан хорошо выполненными, хотя и в несколько условной и холодной манере, фресками на аллегорические темы. Две изображавшие детей мраморные статуи, гладкие и блестящие, точно навощенные, сторожили вход на лестницу. Отилия сильно нажала кнопку электрического звонка. Послышались торопливые тяжелые шаги, и напомаженный и надушенный Паскалопол в просторном, дорогого шелка халате с длинным поясом открыл дверь. Лакей в полосатой куртке учтиво ждал за его спиной. По знаку Паскалопола он исчез, и хозяин сам повел молодых гостей в свою квартиру. Внутреннее убранство ее показалось Феликсу гораздо более изысканным, чем можно было ждать от этого сдержанного, подчиняющегося условностям человека. Вместо кровати стояла громадная низкая софа, занимавшая добрую часть комнаты; она была покрыта старинным великолепным турецким ковром спокойных тонов свежей травы. Над софой, на обтянутой широкой кашемировой шалью стене висело старинное оружие — ятаганы, пистолеты с перламутровыми ручками, колчан с экзотическими стрелами. На турецком столике на большом медном подносе стоял кувшин восточной работы. С потолка спускалось множество серебряных светильников различной величины. Вдоль стен, украшенных небольшими пейзажами Босфора, были расставлены инкрустированные перламутром стулья с ножками в форме буквы икс. В кабинете помещался простой дубовый письменный стол, собранный при помощи деревянных шипов. На нем лежали книги для записей и стояла пишущая машинка «Иост». На стенах были развешаны со вкусом выбранные картины: неаполитанская марина — старинная копия Сальватора Розы, подлинный Григореску, сторожевая башня кисти Хуана Альпара и несколько других. В центре находился большой портрет одетого в мундир немецкой ассоциации студентов юноши с тонкими, резкими чертами смуглого лица.
