— Что? — строго спросила Олимпия, взглянув на него в упор.
Стэникэ слегка смутился.
— Я говорю, возможно, ты кого-нибудь любишь, стремишься к кому-то другому, бывают такие случаи. Я человек интеллигентный, мы с тобой люди современные. Каждый из нас будет искать счастья, которое его устраивает, но не разрушит того, которое есть сейчас. Я человек занятой, неподходящий для тебя. Я возвращаю тебе свободу. Мы будем встречаться, жить вместе, бывать на людях, никто ничего не узнает о том, что у нас происходит. Это разумно, это культурно.
— Значит, я завожу себе любовника, ты — любовницу, и мы превращаем свой дом в дом свиданий? — растягивая слова, насмешливо сказала Олимпия.
— Ты преувеличиваешь. Я подразумевал совсем не это. Ты вправе любить красоту и роскошь, которых я не в силах тебе дать.
— В таком случае я возьму любовника, который даст мне роскошь, и ты будешь жить на его счет? Да?
— Олимпия, красавица моя, — сказал Стэникэ, залезая в постель, — ты растрогала меня до глубины души. Я связан с тобой навеки, наш союз будет примером постоянства и верности. Позволь мне трудиться для тебя, создать алтарь, достойный твоей красоты. Ты увидишь, кто такой Стэникэ!
— Погаси лампу, — приказала Олимпия.
Стэникэ со вздохом повиновался. Его мысли шли гораздо дальше, чем слова. Он думал об Отилии, обвиняя себя в том, что не сумел подойти к ней, размышлял о Джорджете. Женитьба на Джорджете пока не представлялась ему выгодной. Это повредило бы его связям. Гораздо лучше ей выйти за генерала или, хотя бы для проформы, за кого-либо другого, чтобы потом он, Стэникэ, мог использовать ее в своих целях. Эта мысль крепко укоренилась в его уме. Замужняя, а позднее овдовевшая Джорджета — это жемчужина. Надо же когда-нибудь освободить ее от сомнительного положения артистки. Стэникэ отвернулся от Олимпии, которая уже лежала к нему спиной, укутался поплотнее одеялом- и немедленно уснул.
Когда Феликс через некоторое время пришел к Джорджете, его ждала там неожиданная новость.
— Вот, посмотри, — сказала Джорджета, показывая на свой карандашный портрет, несколько вымученный, пресный, но академически правильный, — узнаешь, кто это рисовал?
Феликс стал раздумывать, интуиция изменила ему, и он никак не мог угадать.
— Домнул Тити Туля, твой милый кузен или что-то в этом роде.
— Но как ты с ним познакомилась?
— Ах, ты не знаешь, — ответила Джорджета, — это целая история. Стэникэ ни с того ни с сего привел его ко мне, чтобы он непременно сделал мой портрет. Этот мямля смотрит не отрываясь, все время глотает слюну, доводит прямо до головной боли. Бог знает сколько раз он сюда приходил, пока закончил эту чертовщину. И ни капли не похоже! Разве я такая старая? Он начал подсаживаться ко мне поближе, брать меня за руку, а сам все молчит. Я ужасно смеялась. Хоть зарежь меня, я не стала бы спать в одном доме с этим медведем. Но он, бедняга, кажется, человек порядочный, правда?
