Она слегка дрожит, когда берет письмо, распечатывает его, читает и, не изменившись в лице, разрывает, потом идет к корзинке и выбрасывает клочки.
Только не в корзину. (Идет к корзинке, становится на колени, собирает клочки бумаги, запихивает их в карман своей куртки.) Давно вы знакомы?
Коридорный . Обычно еще самая хорошая пора.
Эвридика . Да, обычно.
Коридорный . Нагляделся я на всех спавших в этой комнате, на этой кровати, как вот вы недавно. И не только на красивых. На чересчур толстых и чересчур худых, на уродов. И все слюнявили «любовь наша, любовь». Порой, когда, как вот сейчас, наступает вечер, мне кажется, что я вижу их всех вместе. Вся комната кишит ими. Да, не так уж это красиво - любовь.
Эвридика (еле слышно) Нет.
Орфей (входя). Вы все еще здесь?
Коридорный . Нет, мсье. Я ухожу.
Орфей . Хозяйки внизу не оказалось.
Коридорный . Должно быть, я замешкался, когда шел предупредить мсье. У нее не хватило терпения подождать. Ничего, мсье, можно отложить до вечера. (Еще раз оглядывает их обоих и уходит.)
Орфей . Что он тут делал?
Эвридика . Ничего. Рассказывал о тех парочках, которые прошли перед ним в этой комнате.
Орфей . Весело, нечего сказать! Эвридика. Говорил, что иногда ему чудится, будто он видит их всех вместе. Вся комната кишит ими.
Орфей . И ты слушала подобный вздор?
Эвридика . Может быть, это совсем не вздор. Ведь ты сам сказал, ты, которому все известие, что те, кого мы прежде знали, продолжают жить в нашей памяти. Может быть, и у комнат тоже есть своя память… Все те, кто прошел через эту комнату, они здесь, вокруг нас, сплетенные в объятии, и чересчур толстые, и чересчур худые, и уроды.
Орфей . Глупышка.
Эвридика . Постель полна ими; как безобразны их движения.
Орфей (пытаясь увести ее) . Пойдем обедать. Улица вся розовая от первых фонарей. Зайдем в маленькое бистро, где пахнет чесноком. Кстати, ты будешь пить из рюмки, которой уже касались тысячи губ, и тысячи толстых задов, протиравших обитый плюшем диванчик, продавили для тебя местечко, где тебе все же будет уютно. Ну идем же.
Эвридика (сопротивляясь). Ты смеешься, ты все время смеешься. Ты такой сильный.
Орфей . Со вчерашнего вечера! Герой!… Ты же сама мне сказала.
Эвридика . Да-да, герой, который ничего не слышит, ничего не чувствует, который уверен в себе и идет вперед напролом, не оглядываясь. О, еще бы, вам легко,- теперь, когда вы взвалили все бремя на меня… Вы тут разглагольствуете бог знает о чем, вы воскрешаете - и как раз в тот момент, когда этого совеем не ждешь,- все грязные парочки, которые копошились в этих четырех стенах, вы пачкаете нас липкой смолой истасканных слов, а потом и в ус не дуете. Вы отправляетесь обедать, объявив: все хорошо, зажглись огни, пахнет чесноком.
