Молчание становилось неловким, и Бран спросил:
— А ты чего не поехала?
Она подняла ресницы. Пламя отразилось в больших карих глазах.
— Меня никто не приглашал, в отличие от тебя, — в голосе прозвучала затаенная обида. Бран смешался. Не хватало еще вместо дела начать тут с бабами разбираться. Улла сидела со взглядом, точно вбитым в стол, руки машинально крошили лепешку.
— Эй, парень, — знакомый голос оторвал Брана от раздумий. — А ты чего ж не ешь?
Брану пришлось поднять голову, чтобы посмотреть Харалду в лицо. Тот дружелюбно улыбнулся и пробасил:
— Ешь, не стесняйся. Вон, отведай кабанчика, я его вчера самолично на охоте подстрелил. Кстати, ты куды давеча в лесу-то запропал? Уж мы и рабов посылали тебя искать, а ты как сквозь землю… Где был-то, а? — голубые глаза Харалда глядели открыто и простодушно.
— Спасибо, — ответил Бран, игнорируя вопросы. — Лучше я вон ту лепешку возьму.
— Как знаешь, — прогудел Харалд. Орудуя кинжалом, отхватил от истерзанной кабаньей туши пласт мяса, потом взял кувшин и стал лить в кружку темное, пахнущее солодом пиво.
— Ты чего вчера за обедом не объявлялся, парень? — спросил Харалд. — Так недолго и с голодухи помереть. Тебя, говорят, и в поселке не было?
— Ну… — буркнул Бран. — Я вернулся очень поздно.
— А где ж был?
— Гулял. — Бран принялся ломать лепешку. Однако Харалд не отставал.
— Где ж гулял? — запихнув в рот кусок мяса, полюбопытствовал он. Бран сделал вид, что не расслышал.
За столом было шумно. Люди разговаривали, передвигали блюда и кувшины. Вокруг сновали рабы. От гомона, колеблющегося света и затхлого воздуха у Брана все сильней ломило в затылке. Он оперся локтями о стол, прижав к щекам ладони, чтобы хоть немного охладить пылающее лицо.
Конунгова сына, Видара, и его ватаги не было нынче за столом. Аса устроилась на лавке, около отца. Словно ощутив, что на нее смотрят, она обернулась и улыбнулась Брану. Тот поспешно перевел взгляд на конунга.
Торгрим сидел мрачнее тучи. Перед ним на столе стояли два кувшина, и, судя по виду, конунг успел хорошенько приложиться к спиртному. Он вертел в руке глиняную кружку, а черные глаза упорно смотрели в одну точку. Интересно, для чего он меня звал? Голова болела, и шумело в ушах. Надо пойти, поговорить с ним. От этой мысли Бран ощутил прилив дурноты. Посмотрел на мрачное конунгово лицо, на гневные глаза, налитые пьяной кровью… Господи, как раз то, чего мне недоставало! Но выхода нет. Я обязан это сделать. Обязан ему рассказать.
