Сентименталь | страница 17
Что касается самого раненого, то сила его здоровья или же мастерство моего господина было тому причиной, но он вскоре очнулся, хотя и был еще слишком слаб, чтобы ходить и сидеть, потому по большей части лежал и разговаривал.
Я не мог не заметить, какие преисполненные тревоги и радости взгляды бросала на больного фрейлейн Эльза. Мне было странно видеть, что все вокруг этого не замечали. Впрочем, возможно это был тот самый случай, когда важно знать, что именно ты ищешь.
Но как я не старался, как не пытался уловить, мне не удалось заметить, чтобы Керим Руфди как-то выделил ее из тех, кто вечерами нередко приходил его проведать. Особенной популярностью среди гостей больного пользовалась его история о нападении. С каждым разом она все более и более изменялась, пока не превратилась в притчу об отважном, но безрассудном купце, злых разбойниках, внимательных стражниках и добром чародее. В скором времени у нее был шанс превратиться в сказку.
Наши же отношения с Агнетт радовали меня своей романтичной невинностью. Я считал, что давно уже не гожусь для подобного, однако получал от происходящего истинное удовольствие. Иногда мы разговаривали, рассказывая друг другу наши жизни и жизни наших хозяев. Однажды я даже рассказал ей о Сентиментале, за что потом корил себя, поняв, что это тайна хозяина, а не моя. Правда, как мне показалось, Агнетт восприняла это как старинную легенду или даже шутку.
Зато она относилась серьезно ко мне, а я к ней. Мы часто бродили вдвоем, взявшись за руки, или сидели где-нибудь в отдалении. Голова Агнетт покоилась на моем плече, и я чувствовал ее дыхание. Или же я, лежал у нее на коленях, находя это самым прекрасным ложем из всех, которые мне когда-либо были доступны.
Украдкой, боясь, что нас кто-нибудь увидит, мы целовались. Не исступленно и страстно, а нежно и робко, вкладывая все чувства в эти поцелуи.
Естественно, что наша близость не осталась без внимания в караване. И если стражникам было все равно — лишь раз Зигфрид попросил меня не отходить особенно далеко во время прогулок, — то для слуг мы стали пикантным лакомством. Обсуждать своих хозяев им порядком надоело, а потому они упражнялись в злословии на наших чувствах. Должен сказать, что мне стоило огромной выдержки, чтобы не наброситься на них с кулаками.
И я бы наверняка так и сделал, если бы Агнетт не попросила меня не обращать внимания. Сама она именно так и поступала, но иногда мне мерещилась усталость в той улыбке, с которой она встречала пошлости, несущиеся нам в спину.