Дорога Смерти | страница 4
— Разве великие дела можно забыть? А мы, нерадивые потомки великих, способны лишь все испортить, размолоть достижения предков на жерновах глупой бойни! — Гордей нахмурился, стукнул костылем. — Всего хорошего, милейший Гастон. Уверен, ты знаешь, что делать. Монета пока одна, но если их станет много…
— До встречи, господин звездочет. Спасибо за важные сведения.
Возле дверей Ваха обернулся.
— Вообще-то я астроном, господин теневик. Звездочет — дурацкое сказочное название. А мы, увы, не в сказке.
— К сожалению, — пробормотал Гастон уже когда двери закрылись. — Эниох!
Помощник уже стоял возле стола, почтительно склонив голову. Бегающие глазки Эниоха смотрели вниз. Гастон вздохнул, зябко передернул плечами и долго что-то говорил помощнику. Эниох несколько раз поднимал глаза на Черного, бормотал: "Да, господин Главный Смотрящий" и снова продолжал что-то искать на полу.
— Глаз не спускать! — разноцветные глаза уставились на бормочущего слова повиновения Эниоха. — Ступай.
А Ваха Гордей в это время ковылял по коридорам и лестницам. Теневики старательно козыряли, провожая горбуна почтительными взглядами.
— Ах, Гастон, — бормотал Ваха, стуча костылем, — не люблю я тебя, но к кому я еще мог прийти? Но каков актер, а? Как искусно играл роль изумленного тревожной новостью человека, как достоверно спрашивал про сроки намеченной порчи серебряного роина! Правда, под конец разговора ты перестал притворяться, Черный. Почти… Если твои ищейки будут действовать быстро, быть может, удасться пресечь эту, с позволения сказать, интервенцию! Фальшивые роины — опасность куда более грозная, нежели все мятежники вместе взятые… Проклятый костыль, пора менять. Износился, что твой штемпель. Да… Нужно написать Секундусу, красноречивому моему Секундусу, гм!
Ваха помрачнел еще сильнее, остановился, чтобы взглянуть в окно, за которым шел приливной дождь.
— Весна… как говорил поэт: "переменчивый меркан уж зиму победил…" — пробурчал он. — А там, глядишь, и теплый месяц эгри подоспеет. А за ним — верд… Наши стратеги воображают, что к лету еще останутся какие-нибудь деньги на содержание доблестной мзумской армии? Ах, чтоб я на луну улетел!
Гордей пожевал губами, кивнул очередному вытянувшемуся теневику и направился дальше. Костыль стучал громко, и часовой теневик сморщился, словно от зубной боли. Его вот-вот должны были сменить.
Зезва Ныряльщик отвернулся от целой кучи соленых брызг, что окатили фальшборт, выждал несколько мгновений и снова повернулся к морю. Соленый привкус на губах, с плаща стекает вода. Все еще холодный ветер чуть раскачивает две мачты, скрипит под веслами постица, и лениво покрикивает старший комит — огромный верзила с косматой нечесаной шевелюрой огненно-рыжего цвета и такой же бородой. Он ходит между банками — широкими сидениями для гребцов, по трое на каждой, засунув пальцы рук за широченный кожаный пояс. Его помощник, высокий, худой как палка рмен, отдыхает на скамейке, то и дело прикладываясь к кувшину с пивом.