— Душевников, — объяснил Ваадж. — Так как здесь жил народ небогатый, то и лачуги эти никто занимать не стал.
— Понятно, — посерьезнел Ваха. — Ну, зато в Даугреме мятежники забрали себе дома мзумцев. Зуб за зуб…
— Зуб за зуб? — не выдержал Зезва, резко останавливаясь. Толстик недоуменно захрипел, ударил копытом. Брызги грязи полетели во все стороны. От стены полуразрушенной хибары с невнятным мычанием отделился грязный оборванец с бутылью в руке. Он указал рукой на господ, громко рыгнул и проблеял, пошатываясь:
— Благородные госпо-о-о-да пешочком ходют! Ха-ха-ха!
Затем приложился к бутыли и добавил уже серьезно:
— Смерть душевникам. Да здравствует наша королева Ламира! Наша…ик…хвостатая королева!!
Ваадж выхватил меч, но пьянчуга уже скрылся в проулке. Оттуда донеслись его хохот и новые крики. Зезва, бледный как смерть, смотрел себе под ноги. Ваха Гордей поглаживал бороду с задумчивым видом.
— Интересно здесь у вас, господа рыцари и маги.
— В столице все по-другому, наверное? — глухо спросил Зезва.
Прежде чем ответить, Королевский звездочет переложил футляр с телескопом из-под одной подмышки под другую.
— К сожалению, нет, рыцарь из Горды.
Долгое время они шли в молчании. Гордей время от времени что-то бормотал себе по нос и с любопытством глазел на горожан, обшарпанные стены домов, мрачные физиономии солдат, поражался невероятному количеству нищих, заполонивших город. Попрошайки были везде: в переулках и у лавок, возле постов часовых и даже на крышах. Ваха уже хотел спросить у спутников, откуда взялась такая прорва отщепенцев, но как раз в это время вышедший из лавки купец бросил в толпу нищих несколько буханок хлеба. Началась настоящая драка, с визгом, воплями и свирепым рычанием. Ваадж и Зезва лишь ускорили шаг. Купец попятился к дверям, и, прежде чем скрыться за ними, буркнул презрительно:
— Голота даугремская, рвань!
Ваха Гордей несколько раз оглядывался на дерущихся за кусок хлеба беженцев из Даугрема. Наконец, он догнал Вааджа, дернул того за рукав.
— Что это за люди? Они из Даугрема? Почему живут на улице? Отчего им не дадут жилища, покинутые душевниками?
За Вааджа ответил Зезва:
— Потому, почтенный Ваха, что дома им уже отдавали.
— И что же?
— А то, что они начали жечь костры из мебели. Грабили прохожих. Убивали. Не все, правда. Но этого оказалось достаточно, чтобы военный комендант Цума провел карательную операцию по насильственному выселению.
— Ужас, — пробормотал Ваха. — А как же дети, женщины?
