Дорога Смерти | страница 17
Черные брови Сарис чуть приподнялись.
— Что же ты, рыцарь Мгер?
— Я не рыцарь, — пробормотал явно польщенный теневик.
— Ах, да, — промурлыкала ткаесхелка, — забыла я, что твои заслуги перед родиной еще не оценены по достоинству…
— Сарис, побереги льстивость для базарных простаков.
Налетевший порыв ветра почти заглушил смех ткаесхелки.
— Человеки так осторожны. Впрочем…
— Впрочем, к делу, ты хотела сказать?
— Да… — Сарис сделала шаг вперед. Мгер напрягся, но остался на месте. Пламя, почему он боится?
— Возьми это, — ткаесхелка протянула теневику свиток. — Здесь полное описание расположения позиций мятежников у Шрама и дальше вдоль побережья.
Мгер жадно схватил свиток, бросил быстрый взгляд на чуть улыбающуюся Сарис.
— Артиллерия?
— Вся диспозиция. И еще кое-что…
Мгер вздрогнул, когда ткаесхелка всунула ему в руку аккуратно сложенный клочок старого пергамента. Мечущийся огонь в ладони Сарис не давал возможности внимательно рассмотреть черный от времени лист. Но теневик развернул его, уставился на непонятные рисунки и знаки, которыми был усеяна бумага. Поднял глаза.
— Ткаесхелские руны?
Сарис лишь загадочно улыбнулась. Мгер раздраженно сложил лист и спрятал за пазуху. Он знал, что в его обязанности входит лишь передать Эниоху всё, что он получит от проклятой ткаесхелки. Нелюдь раскосая! Жаль, что вас всех не перерезали во время Кровавой Зари! Ничего…
— Задумался о чем-то, мой храбрый Мгер?
— Нет. Что-то еще?
Сарис набросила капюшон.
— Была рада видеть тебя, мой милый Мгер.
Мгер лишь кивнул в ответ. Злость душила все его существо. Наконец, он неловко махну рукой в знак прощания и скрылся за деревьями. Сарис долго смотрела ему вслед, улыбаясь. Шорох, раздавшийся рядом, не удивил кудиан-ведьму. Глухое рычание сменилось поскуливанием — что-то черное и косматое терлось о ноги ткаесхелки.
— Иди за ним, дружочек. Не трогать, ты понял?
Рычание стало утробным. Мгновение, и черная тень исчезла. Сарис дунула на руку, и огонек в ее ладони погас.
— Поспеши же, храбрый теневик! — насмешливо проговорила ткаесхелка. — И побереги послание. Особенно второе…
— Отстань, едрит твою налево душу проститутку мать! — гаркнул тевад Мурман, отмахнувшись. — Не хочу я жрать, едрит твою направо! Уф, надоел…
Аристофан деликатно отступил в сторону, но судя по его спокойному лицу можно было заключить: тщедушный лакей не оставит попыток уговорить господина что-то съесть. Необычность ситуации, когда тевад отказывался покушать, тем не менее отразилась в чуть приподнятой левой брови достойного слуги.