Из пятидесяти пяти – тридцать лет отсидки,
Вот кумекай да смекай, в чем твоя лафа.
Но в голенище сапога – набраная финка,
И блатной авторитет жив еще пока.
Но мы ж его учили, мы ж его просили:
«Уходи в завязку, Коля, Коля, ты уже дедок.
У тебя же просто не осталось творческого роста,
И погоришь по мелочи ты, Коля Огонек».
Но Коля с детства строгий, Коля двинул ноги
По центральной площади, где большой вокзал.
И в мужском сортире импортный мобильник,
Просто вынув набраную финку, взял и отобрал.
Но мы ж его просили, мы же говорили:
«Уходи в завязку, Коля, Коля, ты уже дедок.
У тебя же просто никакого творческого роста,
И погоришь по мелочи ты, Коля Огонек.»
Не сфартило Коле мобильнуть на волю —
Выперлась с каптерки вдруг бабулька – божий василек.
С шайкою и шваброй, и с больной подагрой,
Но бабка смело засвистела в ментовской свисток.
Но мы ж его просили, как мы говорили:
«Уходи в завязку, Коля, Коля, ты уже дедок.
У тебя же просто никакого творческого роста,
И погоришь по мелочи ты, Коля Огонек.»
ПМГ, наручники, ноют ноги-рученьки,
АКМ к башке прижатый холодит висок.
Понятые-дворники, потерпевший скромненький,
Так сгорел-пропал навеки Коля Огонек.
С ним недолго ботали ментовскими ботами,
И сгорел-пропал навеки Коля Огонек.
Но как мы говорили, как его просили:
«Уходи, уходи в завязку, Коля, Коля, ты уже дедок.
У тебя же просто не осталось творческого роста,»
И погорел на мелочи наш Коля Огонек».
