– В этой идее, однако, есть здравое зерно, – поддержал корнета Кислицин. – Действительно, два барака вместе – это уже реальная сила! Тогда на нашей стороне будет достаточный перевес в людских ресурсах.
– Dobrze! Świetny pomysł![20] – закивали поляки.
– Превосходная идея! – одобрил предложение корнета Алабин. – Но единственная вещь меня смущает в оном объединении сил, господа…
– Какая же? – дружно поинтересовались члены Совета.
– А суть ее такова: чем больше народа будет знать о побеге, тем больше вероятность, что кто-то проговориться. И тогда к нам применят расстрел или сошлют уже на вечную каторгу.
– Так-то это так, Дмитрий Михайлович, – сказал Кислицин. – Но каждый из заговорщиков всегда понимает меру своей ответственности перед собой и товарищами. Кому охота подвергать себя расстрелу или виселице или подвергать всему этому других братьев по несчастью. Я думаю, все будут молчать о восстании. Это мое мнение.
Окунев добавил:
– Я согласен с Сергеем Сергеевичем. Тем более мы каждого члена нашей тайной организации заставим дать клятву на крови, что он никогда, даже под лютыми пытками, не проговориться о наших сокровенных замыслах. А в случае предательства – такому отступнику смерть!
– Что же господа, замечания уместны, – согласился Алабин – Будем тогда рисковать…
После единодушного согласия расширить число мятежников Совет Пяти поручил Алабину вести переговоры с Лукиным. А встречу им устроили на руднике. Они должны были вместе таскать носилки с серебреной рудой.
Когда они с забоя выносили первую партию руды Алабин начал приватный разговор с атаманом.
– Послушай, Михайло!
– Да, ваше благородие?..
– Только не удивляйся тому, о чем тебя спрошу… До меня дошли вести, что ты задумал покинуть каземат со своими единомышленниками и оказаться на свободе? Верны ли мои сведения, братец?
Атаман, сделав круглые глаза, притворно изумился.
– С чего вы это измыслили, ваше благородие? Сроду такой крамольной мысли в голове не держал. Мало ли что брешится в нашем казематном околотке. Это кто же меня так оболгал? Что за жук-жучило, брехала поганый? Врет он, ваш клеветник, ваше благородие, как вброд бредет! Узнаю, кто это сделал, самолично, вот этими руками, задушу. Задушу, не покаюсь! Ах, он краснобай окаянный, лжет, лжет он, инно сани трещат! Я ему покажу Кузькину мать! Эх, язви его!
– О, как ты распетушился, атаман! Да не бойся, любезный, я не сдам тебя никому и твоих единомышленников. Мы сами хотим бежать из острога, уйти вниз по реке Шилка, а там видно будет. Только сил у нашей команды мало, чтобы захватить арсенал, перебить стражу и захватить суда на причале. Вместе мы бы непременно справились с задачей. Ведь твои подручные – ребята тертые, побывали не в одной схватке и оружием владеют. Наш барак более тридцати человек заговорщиков. И мы настроены решительно. А вас сколько?
