Едва Алабина замолчал, как уже Окунев стал рассказывать об интересных случаях, обычаях и розыгрышах в его бывшем полку. После Окунева пришла очередь Кислицина поведать братству об офицерском житие в его подразделении…
Новогодний праздник в арестантских бараках прошел великолепно. Правда был один инцидент – драка двух бывших купцов, но их вовремя разняли и связали, чтобы далее не буйствовали. И слава богу! Иначе они бы порезали друг друга ножами и тогда случились бы нежелательные последствия для всего барака. Арестанты подвели бы своих «подмасленных» тюремщиков, и тех бы наказали по всей строгости закона, на худой конец – сослали на каторгу или рудники. А провинившимся заключенным прибавили бы годков к арестантскому сроку и ужесточили условия пребывания в каземате, либо перевели в другую любую тюрьму Забайкалья.
Первого и второго января уже 1810 года каторжанам дали отдых и не привлекали к работе на рудниках. На Рождество повторилось то же самое.
* * *
В конце января Алабину пришло сразу два письма – от Кати и… от тети. При виде Катиного послания поручик возликовал. Десять месяцев от любимой не было ни одного известия и вот, наконец, Екатерина Павловна дала о себе знать!
Алабин, объятый великим волнением, уединился на нарах и вскрыл письмо. И вот что написала Екатерина:
«Любимый мой Дмитрий Михайлович!
Как Вы там? Как Ваше драгоценное здоровье? Я ужасно переживаю за вас. Осталось уже четыре с половиной года до свободы и вашего возможного приезда в Петербург. Но не знаю, как сложатся обстоятельства, свидимся ли мы еще? Главное, чтобы вы вернулись из Сибири живым и невредимым. Я постоянно думаю о Вас и молюсь. И надеюсь на долгожданную встречу.
Я по-прежнему нахожусь в Англии, в родовом замке моего мужа. Оттого и не смогла вам отправить ни одного письма. Граф строго следил за мной и наказал это делать всем слугам, даже производил обыски в моем будуаре и даже самый постыдный – моей особы. Как это я пережила, не знаю. Но бог дал мне один-единственный шанс, и я воспользовалась им. Также с моей эпистолой посылаю вам, милый Дмитрий Михайлович, тысячу рублей ассигнациями и теплые вещи.
Умоляю, напишите мне как ваше здоровье. Соблаговолите, дорогой Митя, слать письма моей подруге в Лондон, а она непременно передаст мне их. Вот ее имя и adresse…
Любящая Вас всем сердцем и душою
Екатерина Разумовская».
Когда Алабин стал вскрывать плохо заклеенный тюремными цензорами письмо от тетушки, то какое-то нехорошее предчувствие вползло в его душу. Отроду ему тетя писем не слала – а тут целая эпистола! Неужели матушка его серьезно заболела и, не имея физической возможности писать, попросила об этом свою родную сестру? Поручик с необъяснимой тревогой достал из самодельного конверта письмо, развернул и стал читать…
