Томас Бекет в сопровождении нескольких духовных лиц, среди которых были Герберт Бошам и Александр Льюэлин, направился в Понтиньи и был радостно встречен монахами. Священнослужители, которые последовали за ним в ссылку, поселились в других французских монастырях.
Послы Генриха II вернулись в Англию и в сочельник доложили в своей поездке королю. Королевский двор пребывал в то время в Мальборо, где и была проведена Рождественская курия. 26 декабря король сообщил Большому совету, что послы, которых он отправил к папе, потерпели неудачу. Папа не только не сместил Томаса, но и оказал ему милость и укрыл от королевского гнева.
В ответ Генрих II конфисковал архиепископские земли и отдал их под опеку Раннульфа Брокского, к большой выгоде последнего. Король изгнал из Англии всех родственников Бекета. Одна из сестер архиепископа, монахиня Мария, нашла приют во французском монастыре; другая, Матильда, замужняя женщина, вынуждена была со всей своей семьей искать защиты у аббата монастыря Клер-Маре.
Некоторые из сторонников Томаса бежали на континент. Тех же, кто не сумел уехать из Англии, гоняли с места на место; друзья и родственники стремились поскорее избавиться от них, опасаясь гнева короля. Тем не менее Вильям Фиц Стефан сочинил молитву в стихах и преподнес ее королю. Генрих II был так поражен его талантом, что сделал его своим придворным. Поэтому Вильям уцелел и позже написал самую беспристрастную и самую интересную биографию Томаса Бекета.
Глава 7
Кларендонская ассиза, 1165–1166
Томас, поселившись в Понтиньи, посвятил свою жизнь раздумьям, молитвам и учебе. Его беспокоило то, что, будучи архиепископом Кентерберийским, он одновременно возглавлял монастырь Церкви Христовой, хотя и не был пострижен в монахи. Поэтому он попросил папу даровать ему одеяние инока. Александр III прислал ему рясу из самой грубой ткани и самого простого покроя, капюшон которой был слишком мал для головы архиепископа. Он сам благословил эту одежду.
Аббат Понтиньи в своей келье облачил Томаса в эту рясу, которую он стал носить под своей обычной одеждой. Александр Льюэлин не смог сдержать улыбки при виде своего хозяина в таком наряде и принялся отпускать шуточки по поводу его капюшона-маломерки.
«По крайней мере, – заметил архиепископ, – ты не будешь смеяться надо мной, как вчера».
«А что было вчера?» – спросил Александр.
«Ну, помнишь, вчера перед мессой я облачился в стихарь, который был мне слишком велик и который вспучился на спине, когда я завязал пояс, и ты спросил меня, с чего это мой зад так высоко вознесся. И если бы этот капюшон был слишком большим, ты бы заявил, что у меня вырос горб. Так что теперь я могу не бояться твоих насмешек»
