Восемь месяцев назад машины в количестве пяти штук были готовы. А Антуан обнаружил, что «эфир» реагирует на серебро, выгорая с интенсивным свечением — так появились эфирные лампы. Коулмен тут же пустил их в оборот. Затем появился «Театр мертвецов». Правда, сколько бы не пытались мы с Антуаном, люди, поднятые с помощью «эфира», были апатичны, медлительны и немы, а при воздействии на них становились бессмысленно-агрессивны. Антуан сказал как-то, что они так и не обрели душу. Его это страшно обеспокоило. А «эфира» между тем требовалось все больше. За три месяца машины выкачали половину окружных кладбищ и вплотную подобрались к Престмутским.
— Постойте, — шевельнулся Соверен, — а Хайгейтские холмы?
— Восемьдесят лет назад там похоронили участников Большой католической смуты в Престмуте, их было несколько тысяч. Так что все места, где стоят машины, в той или иной степени являются кладбищами.
— Значит, это не эфир?
— Нет. Антуан сказал мне, что это некротическая энергия. Энергия смерти, тонкого мира. Коулмену это было безразлично. Деньги и власть были его единственными интересами. Он искал способы управления мертвецами и получения большей прибыли, а Антуан все пытался оживить их по-настоящему, подобно Богу, наделить разумом. Тогда-то он меня и убил.
— Убил?
Жефр усмехнулся и повернулся к Соверену.
— Я выгляжу достаточно живым? Но это не так, — он задрал сорочку. Глазам Соверена предстал страшный шрам рядом с солнечным сплетением. Рана от пули из «адамса» чернела чуть выше. — Антуан спросил, готов ли я пожертвовать собой ради него. Он сказал, что все дело, видимо, в границе перехода между жизнью и смертью. Он сказал, что убьет меня и тут же оживит. Я не хотел. Я видел мертвецов. Но он был убедителен. Чертовски убедителен. Он заставил меня вдохнуть «эфир», а потом ударил…
Жефр передернул плечами.
— Я не знаю, почему я остался таким, как был. Резкая боль — и пустота. Моей единственной мыслью было: жить. Жить! Может, поэтому я не утратил ни памяти, ни языка, ни самого себя. Только сердце теперь не бьется. Я не потею, не сплю, не ем, не испытываю жажды и влечения к женщинам. Но мне необходимо время от времени подзаряжаться «эфиром».
— И поэтому вы убивали, — сказал Соверен.
— Нет. Вы можете встать?
— Пожалуйста.
Соверен поднялся. Бедро скрутило, но он выпрямился и, подволакивая ногу, проковылял за Жефром в ванную комнату.
Столик с зеркалом. Стул. Кувшин. Растрескавшаяся штукатурка.
— Смотрите.
