— Давай сюда, — приказал Тибольт.
— Вот, босс, — Паркер, шмыгнув носом, опустил тюк на стол. — Портной этот, как услышал про Полпенса, так сразу в свои сундуки полез. Все себя спрашивал: неужели вернулся? Брюки, мундир, перчатки, ремень — все здесь.
— Нож есть? — спросил Тибольт, безуспешно попробовав развязать бечевку по затянутому узлу.
— Обижаете, сэр.
Простой деревянный нож с узким лезвием появился у Паркера в ладони. Бечевке хватило легкого движения, и она распалась на два хвостика.
— Одевай, — Тибольт кинул Соверену мундир. — Побудешь на время своего расследования моим подчиненным. А то в этом пальто…
Он скривился.
Соверен развернул мундир. Темно-синяя плотная ткань, пришитые снизу карманы, посеребренные пуговицы. Манжета на правом рукаве, как оказалось, вытерлась и распушилась.
— Что смотришь, Джеймс? — подмигнул Тибольт. — Твой это мундир, твой. Не инспекторский, конечно.
— Я и смотрю…
Соверен выложил на стол револьвер, расстегнул пальто.
— Так, Паркер, пошел вон, — сказал Тибольт. — Да, и скажи Расмусу, что я сегодня обедаю у него. Надеюсь, он найдет свежую баранину. У меня в кои-то веки хорошее настроение, чтобы сожрать его стряпню.
— Да, сэр.
Тибольт подождал, пока за подручным не сойдутся створки.
— Знаешь, — сказал он примеряющему мундир Соверену, — я рад, что ты снова здесь. Я рад, что ты нашел в себе силы жить. Конечно, такой удар. Я знаю, каково это, Джеймс, когда твои близкие уходят. Знаю это очень хорошо. Говорят, Анна сгорела за неделю.
— Чахотка, — сквозь зубы произнес Соверен. — Не стоит об этом.
— Извини.
Соверен зашел за ширму в углу у дверей и переодел брюки. В повешенном тут же зеркале отразился молодой полисмен в мундире со стоячим воротничком, хмурый, бледный, тонкогубый, с серыми пустыми глазами.
— Кто мне может рассказать, где теперь что? — спросил он.
— А возьми того же Паркера, — отозвался Тибольт. — Туповат, но исполнителен. По ночлежкам и доходным местам проведет.
Он тяжело опустился в кресло. Пальцы его вдруг отстучали мотивчик популярной песенки «О нет, Джон, нет!». Соверен с Анной когда-то даже пели ее на два голоса.
— А что там, в Пичфорд-Мейлин? Вы нашли своих? — спросил он, стягивая мундир ремнем.
Пальцы Тибольта замерли.
— Нашел.
— И что они сказали?
— Ничего. Сомневаюсь, что они вообще могли говорить.
Соверен нахмурился.
— Мертвы?
— Формально — нет. Коулмен провел меня по домам. В начале там чистенькие домики. Камины, кровати, два этажа, уютные мансарды. Он назвал их гостевыми. А дальше, чуть глубже — склады под эфирные батареи и бараки с земляным полом. Представь, Джеймс — длинные дощатые сараи. И в них — они.
