— Это еще надо доказать.
— Тогда мне надо поговорить с кем-то, кто его достаточно хорошо знал.
— Зачем? Я хочу, чтобы вы привели Жефра ко мне, а не выпытывали у моих подручных о его пристрастиях!
Соверен помолчал.
— Господин Коулмен, вы же располагаете приличными средствами? Почему бы вам не пойти к старшине и не договориться с ним полюбовно? Ваш инженер все-таки чужд воровской и разбойной среде. Полсотни фунтов, и «общество» вполне может ненадолго отставить понятия чести в сторону.
— Черт побери!
Коулмен пружинисто встал. Несколько мгновений его сильные пальцы сжимались в кулаки, а ноздри раздувались, подобно обезьяньим, но он овладел собой.
— Мое появление в ничейном районе сродни объявлению войны Корлисону и Зиммерсу. Равновесие и так шатко. Знаете, что такое пожар на складе эфирных батарей? А я знаю! А взрыв парового котла? Нет, мне нужны именно вы, господин Стекпол, с вашим бесценным опытом, с вашими связями в Догсайд-филдс и Неттморе. Я навел справки. Я вам говорил про свой характер. Дотошность в делах — мой конек. Так вот, вы были единственным полицейским, которого уважали даже «живопыры».
— Еще был Громила Джон, — сказал Соверен.
— Да, но он, кажется, недолго был вашим напарником?
— Умер в больнице на Харвест-стрит. Сначала стал слышать голоса, потом увидел единорогов и брауни. После трепанации в его черепе нашли опухоль величиной с кулак.
— Печально, — Коулмен снова сел в кресло. — Но это лишнее. Я предлагаю вам найти Жефра или хотя бы установить, где он сейчас находится.
— А он не мог уже покинуть Престмут?
— Нет, — уверенно заявил Коулмен. — Я не думаю, что он решится уехать. Вернее, я знаю, что уехать он не сможет.
— Почему?
Коулмен, рассыпая пепел, потряс газетой перед Совереном.
— Безумие, господин Стекпол. Безумие намного более последовательно и логично, чем представляется большинству обывателей. А Жефр, если все обстоит так, как я думаю, еще не завершил начатого. Доставьте мне его, и я найду ему адекватное наказание.
— Мне кажется, вы не договариваете, — сказал Соверен.
— Может быть, — оскалился Коулмен. — Я никогда не выкладываю все карты. Но в качестве доброй воли и искренности намерений…
Он протянул вверх руку.
Тень за креслом качнулась и вложила в ладонь ему склянку размером раза в два больше, чем использовалась для куклы. Стекло, за которым спиралью завивался зеленоватый эфир, охватывали серебряные кольца. С одного конца крепилась резиновая груша, другой был заткнут пробкой.
